– Ты знаешь, сколько раз умер? Мы говорим о трех-четырех рецидивах или дюжине…

– Сто тридцать два.

Лицо доктора обмякло.

– Это… невозможно.

Виктор сухо посмотрел на него:

– Уверяю, я вел подсчет.

– Но это же дикая нагрузка на тело. – Дюмон покачал головой. – Ты не должен быть жив.

– В этом одновременно и суть, и загвоздка нашей проблемы, не так ли?

– Случаются ли у тебя когнитивные нарушения?

Виктор колебался.

– Сразу после приступа наступает короткий период дезориентации. И он становится все длиннее.

– Чудо, что ты все еще способен формулировать предложения.

Чудо. Виктор всегда ненавидел это слово.

Они достигли пятого этажа, и Дюмон открыл дверь. Он нажал на выключатель, и зажегся свет, одна дрожащая волна за другой озарила широкий пол, который действительно как раз снимали и собирали назад. Вместо штор висели пластиковые листы, оборудование укрыли белым брезентом, и на мгновение Виктор вспомнил себя в недостроенном здании «Фалкон-прайс»; голоса отскакивали от бетона.

– Там есть несколько смотровых залов, – сказал Дюмон, но Виктор отказался двигаться.

– Мы уже достаточно далеко.

Они стояли посреди запутанного пространства. Виктор предпочел бы ясно видеть выходы, но брезент делал это невозможным.

Дюмон положил свои вещи на пол и пожал плечами.

– Как долго ты ЭO? – спросил Виктор.

– Два года, – ответил доктор.