Оттуда донеслись еще шаги, но у Виктора теперь было преимущество. К тому времени, когда его увидел первый солдат, Виктор уже завладел их нервами. Он вывернул рубильник на полную, и они упали, как марионетки с обрезанными нитками.

Виктор обошел их тела и продолжил спуск. Он был почти на уровне третьего этажа, когда ощутил первый спазм.

На секунду ему показалось, что его подстрелили.

Затем он с ужасом понял, что у него не осталось времени. Поток шел сквозь него, обжигая нервы. Виктор склонил голову, постоял, держась за перила, а потом потащился вперед.

Он добрался до первого этажа и открыл дверь как раз вовремя, чтобы увидеть солдата, направляющегося прямо к нему с поднятым оружием. Не успел Виктор собраться с силами или сосредоточиться, чтобы убить солдата, как кто-то другой сделал это за него.

Из ниоткуда возник глушитель, последовали три выстрела в упор.

Этого было недостаточно, чтобы пробить шлем, но застало солдата врасплох, и через полсекунды в поле зрения появился стрелок – женщина-врач. Она шагнула прямо к солдату, а затем почти элегантно вонзила клинок ему под шлем.

Солдат упал как камень, а женщина-врач повернулась к Виктору.

– Не стой там, – прошипела она странно знакомым голосом. Шаги гремели сверху и снизу. – Найди другой выход.

У Виктора были вопросы, но не было времени их задать.

Он повернулся и продолжил спускаться по лестнице на подземные уровни. Прорвавшись через ряд дверей в пустой зал, Виктор увидел в конце насмешливую вывеску – морг. Но помимо этого – знак выхода. На полпути его настиг следующий спазм, и Виктор споткнулся, врезался плечом в бетонную стену. Колено подломилось, и он упал.

Он попытался заставить себя подняться, но тут за спиной распахнулись двери.

– Лежать! – приказал солдат, и Виктор рухнул на пол.

– Мы его взяли, – сообщил один голос.

– Он лежит, – сказал другой.

Виктор не мог встать, не мог уйти. Но у него все еще оставалось одно оружие. Ток поднялся выше, рубильник зашкалило. Виктор держался как можно дольше, цепляясь за жизнь одну мучительную, полную агонии секунду, пока сапоги не появились у него перед глазами.

А потом отпустил поток.

Позволил боли обрушиться последней волной, смыть все на своем пути.

* * *