Получается и предал, и бежал! Вот тебе и «заяц-трус»! Тут и мне-то возразить нечего – со всеми фактами не покроешь! Что говорить про других?!

Нет, свою репутацию (если и была она когда-то) я уничтожил окончательно и безповоротно. Теперь до скончания веков, до голых обезьян с их причудами, все будут знать, что заяц – жалкий трус, предатель и беглец. Прыг-скок, прыг-скок, и до свидания!»

Небо опять чернело – на этот раз по-настоящему, для всех и одинаково. Тяжёлые свинцовые тучи собирались армадами кораблей и шли на лес иссушенный, что б расстрелять его ковром дождя, засыпать градиной цветочной. «Как тебе такое, Заяц Зайцев?» (комментарий баснописца). «Надеюсь не попасть под ливень в этом поле», думал заяц, ускоряя шаг. Он продолжал слушать своё дыхание, останавливался, чтобы прощупать части тела, потерявшие чувствительность. «Нет, не понимаю. Может и уходит, а может и нет. Уже и уставать начинаю – так не поймёшь. Нужен грач.». … «Чёрт! Врач. Врач нужен! Врач, а не грач!»

II

До границы оставалось всего ничего. Заяц шёл теперь прямо, по хорошей старой дороге. Туманы временно рассеялись: с дозорной башни у ворот его должно быть видно через трубку. «Туманы в это время иногда уходят. Тучи сгущаются, а туманы рассеиваются. Козлы должны меня увидеть (если посмотрят, конечно).»

Часа два. «Часа два, и я в другой стране. Что им сказать? Решу на месте.»

«Не это сейчас важно. Не это. А важно то… а важно то, что, больше ничего неважно! Я больше не чувствую никакой миссии! Вот здесь! В этом поле! Со вчерашнего дня, с того самого момента, я просто потерял чувство реальности. Потерял чувство веса в мире. Понял, что и пылью в нём быть могу. И в том… «видении» на болотах, в погружении во мрак, и вчера, мордой в землю, я продолжаю убеждаться в собственной… условности. Вот моё страшное открытие! Вот к чему я пришёл! Я не абсолютная величина. Я – условность. Я – переменная. Я может быть и в самом деле могу быть храбр как никто! Но так же я могу быть ничтожен! Так же и в той же мере. Более того, оба состояния окажутся для меня совершенно приемлимыми в тот или иной момент. Не «могут оказаться», а непременно «окажутся»! И кто же я тогда? Я – волна? Что остаётся от меня кроме волны, если все известные мои свойства жизнь размывает в любом удобном ей направлении? Я перемещаюсь и колюблюсь в доступном мне пространстве, я кое-как переношу его материю, но долго держать её не могу. От чего-то я отталкиваюсь, к чему-то стремлюсь. Что-то ширит меня, а что-то съужает. Зачем? Затем только, что «так хорошо». Я сомневаюсь, что есть другой ответ. Как можно разгадать суть замкнутой системы, являясь элементом её, пусть даже и самым значительным? А! Это всё та же козлиная философия! Монастырь в горах туманных! Свитки в темницах. Нет, не это важно.