«Вэй жэньминь фуу» кричали ему в ответ, хотя лозунг этот ответа не требовал. Муфлон и сам продолжал что-то такое подкрикивать: что-то равномерное, быстрое, без пауз. Иногда он бил копытами и давал указания. «Ты – туда», а «ты – туда». «Поздоровались друг с другом и пошли!». «Куда пошли?!» «Не туда пошли!» «А ну-ка давай туда!» «Оружие, оружие!» «Запрещено!» «Оштрафую, оштрафую всех!» Впрочем, надо сказать, толпа действовала удивительно слаженно, и на самом деле ни в каких подкрикиваниях сверху не нуждалась. «Вот тебе и восточная дисциплина! Хотел? Любуйся! Наши так не ходили! У нас извечная «весёлая гурьба»! Идёт как хочет!»

«Что делать? Есть ли план? У них-то есть план! Вон какие! Громкие, злые. Догонят – разорвут! Мало ли от чего честной народ оторвали…» Прежде всего нужно было замаскироваться. Заяц снял рога, предусмотрительно скрутив свою заточку – «ой, чувствую я, ещё пригодится!». Потом, сорвал шторы с дверей – длинные, «в пол», с цветочками – закутался как в мантию, прорезав дырки для лап. «Не слишком ли вычурно? Вроде нет. Тут все в цветах ходят! Иные и в рога букет вставляют! Горцы!»

«Что делать с шерстью? Чем отмыть эту красную муть? Да и можно ли?! Надо…» В дверь кто-то постучал, толкнул копытом пару раз, провизжал какую-то козлиную скороговорку. «Видимо «друг дома», близкий». Не закончив своей маскировки, заяц готовился бежать. Ещё отпил воды, прихватил балык, проскочил через разорванную бумажную стенку в свой переулок. Дальше прошёл вниз, посмотрел из-за стены следующей за водорослевой лавки – «а, это мой любимый козерог!» «А вот и козёл из рыбной лавки к нему подходит! Сейчас они войдут внутрь. Надо уходить! Начнут шуметь, приведут муфлона, да и мало ли ещё кого!»

Переходя на другую сторону, заяц машинально повернул голову в сторону храма – прямо на него смотрел старейшина. «Я знаю его!» Старейшина поднял лапу. «Нет, он не указывает! Он… он приветствует!» Заяц поднял лапу в ответ. Старейшина кивнул – немного опустились его рога, а с них слетела жёлтая лента. Отсветила никем невидимое солнце, ослепила старика. Он протёр глаз (один единственный как и у зайца), улыбнулся. Того, кого он поприветствовал и след простыл. «А был ли он вообще там? Призрак из прошлой жизни моей?!»

Заяц вышел на другую улицу, свернул к «спальной зоне» – тут домики рядами стоят, лабиринтами, грибами друг на друге. Чем меньше, тем дешевле. Чем дешевле, тем нужней, и тем заваленней, и тем грязнее.

«Этот старик… он тогда уже был… да еле на ногах стоял он! Кажется он сильно болел. Много-много лет он болел, но не умирал. Вопреки прогнозам всех врачей, не думал и не собирался. Почему? Что держало его, что продолжает его держать? Чем он болен? Я же не говорил с ним – так, видел только. И не спросил даже… а теперь вот оказывается, может и зря не спросил.»