Заяц плохо помнил город. «Слишком уж быстро он меняется.» Из-за частых новоднений и землетрясений Последний разбирается и собирается как конструктор по несколько раз в году. Семьями тут почти не живут. Снимаются и сдаются маленькие квартирки. Приехал, заработал, уехал. Раньше ещё игорная зона была довольно активна – приезжали и свои, и островитянские, и лесные: коррупционеры, бандиты, гуляющие идиоты и несчастные безумцы, уже неспособные остановиться самостоятельно («они просаживали всё до последней нитки, и шли бросаться с гор – были тут у них места такие»). Потом все игры перенесли в новый специально для них построенный город. Сам император, говорят, большой игрок. Говорят, «для себя, лучезарного, и строил». «Слава ему и почёт.»
Только 2 улицы Последнего старались восстанавливать «без перемен», без доработок – на их скрещении снова и снова реставрировали и торжественно открывали храм. Он считался центром города, хотя и не был им никогда. Нынешняя версия храма ещё дальше «отъехала» вглубь теперь уже не самого активного «старого города». Сюда, конечно же, ходят туристы и пилигримы – «другого такого храма нет»! «Над храмом 7 крыш, а в храме 7 колоколов, 7 фонарей и 7 ликов» здешнего Бога-хранителя («…имя его нам трудно произнести, но для тех же туристов лаоваев называют его «7-ым воином».»). (Кстати говоря, главной особенностью здешней игорной зоны было полное отсутствие семёрок. Получить их можно было только сложением. 7777, четыре семёрки. Выпадало не так уж часто. Да и «счастливчик» не всегда был в состоянии считать.)
«К храму! Теперь к храму 7-ого воина!» Заяц надеялся встретить кого-то из знакомых ему монахов. «За это время не забыли ж! Не уж то не помогут мне? Им-то неважно в каком статусе находится государство моё… вернее в заднице какой. Для них ни королей, ни нищих не было и нет. Я для них – только я. А мне теперь хоть кто-то нужен! Хоть кто-то! Больно будет разочароваться.»
Храм стоял на возвышении, а значит двигаться нужно наверх. У края улицы вбивались столбы с указателями, номерами домов, надоедливой, но вездесущей их рекламой. Столбы связывались верёвками с красными бантами – хватаясь за них, заяц пробирался наверх, от одного туману к другому, от одного к другому… Останавливался, чтобы перевести дух, стереть пот со лба, убить назойливого комара где-нибудь на лапе. На зайца смотрели как на старика. Ему даже предлагали помощь. За деньги и бесплатно. Он не обращал на них никакого внимания, не обижался, и почти не смущался. Его всё ещё не покидало это чувство чего-то… чего-то «не того», чего-то несусветного, безумного, трагикомичного.