Заяц старался обходить «дружины» стороной, и у него прекрасно это получалось. Они не торопились, их было слышно хоть откуда. Ещё и фейерверки сжигали. «Ну, без этого у них вообще никак! Я вот увижу, испугаюсь и побегу сдаваться! По-моему фейерверками этими они сами себя освещают. Жёлтые повязки отсвечивают огоньки, начинают лапами мотать во все стороны – красиво! Мне тоже нравится. Я бы и сам помахал…»

Снова ударил колокол. Неожиданно. «Действительно неожиданно – все опять остановились. Смотрят в небо, вслушиваются.» Снова загремели «фанфары». В качестве сигнальной ракеты сожгли ещё и партию фейерверков. «А что это значит?!» «А что это значит?», где-то из соседней улочки эхом раздался тот же вопрос, («ещё и на имперском, надо же!»). «И наших запрягли в дружины, как же так-то?! Я значит плохой лаовай, а он хороший?! Ну? Что ответят?»

Хорошему лаоваю ответили не сразу. Дружинник сам переспрашивал своих товарищей, потом консультировался по части перевода. Наконец хороший лаовай не выдержал и перешёл на ломаный островитянский. Тогда другой дружинник наконец ответил ему: «дайджёбу, поймали, кажется.»

Лаовай: Так можно расходиться-ка?

Дружинник: Ие! Поймать должны. На опознание потом поведут, бэ – к начальнику. Он марадёрить пошёл. Маруи, бэээ! Марадёр, вакаримас ка?

Лаовай: Хай! Но… а мы тогда зачем тут?

Дружинник: Да наверно уже незачем, бэ! Постоим, постоим, и разойдёмся. Я тебе во…

Дружинник не договорил. Где-то совсем недалеко послышался истошный вопль с хлюпающим блеянием, возможно (и скорее всего) предсмертным. Потом вопль страха, там же. Потом фейерверки, чуть ближе. Потом ещё фанфары, везде – кругом. Потом страшный крик обезьяны: «Аррррррррр»! Казалось он приближался. Бежал и прыгал как волна.

Лаовай: А это что?

Дружинник: Акума!

Лаовай: Ак-кума?!

Дружинник, тот другой: Это – йети. Мститель наш.

Дружинник: Хащиру! Има!