Йети: Арр! Арр! Пойду гулять! Арр!

Заяц: Куда гулять? Где?

Йети: Гулятьарррр! Арр! Можно! Там – неможно!

«Какой-то детский набор слов! «Гулять»? Куда гулять? «Можно, неможно»!? Лапой покажи!»

Заяц: Лапой покажи! Куда гулять можно?

Йети: Туда можно!

Йети показал, куда «можно гулять», но понятнее не стало. «Мы ж туда и идём! Нет, не получится. Ничего ты из него такого не выбьешь!»

Заяц: Идём уж, ладно! Куда-нибудь придём.

Йети: Можно. Арр! Можно!

VIII

То и дело взгляд зайца встречался с глазами обречённых полумертвецов. Поломанные, разорванные, залитые кровью они лежали в его лапах, стонали воздыханием, дышали стоном, кое-кто хватался за его штанину бессильной хваткой, кое-кто другой пытался ударить его культёй. Они умирали. Их таких тут было три десятка.

Несколько минут всего потребовалось йети. Всего несколько минут на то, что б сотворить такое. Он рванул от зайца и дальше почти до самого храма бежал, «расчищая» путь. Потом он повернул назад к зайцу, добивая на пути ещё недобитых. Некоторых, как видно теперь, он так и не добил. «Вот они! Вот они!»

Перешагивая через тела, заяц тихо ненавидел себя, своё положение, свою слабость, но больше всего он ненавидел его – йети. Глаза умирающих как буд-то молили его: «убей!» «Убей! Отомсти за нас!» И, о, заяц хотел его убить! Теперь хотел! «Это чудовище! Это пугало лесное!» Он не знал ещё как, но держал теперь эту ненависть на кончике восприятия, на активной части мозгов, на острие каждой своей стрелы. «Убью. Убью! Надо убить. Надо! Надо убить потому, что… потому, что вот это всё! Вот каждый из них! Вот это! ЭТО! И ЭТО! Нельзя такое делать ни с кем! Никогда! Ни по каким причинам!