– Не слышу уверенности, – заметила Амелия.
– Ладно. Все понял. В основном.
Гэвин прикоснулся к штурвалу и сумел сдвинуть с места самолет, от костра и направления на море. А затем дал газ, и машина покатилась, скользя по льду. Самолет колыхался на скользком льду, казалось, что он вот-вот развалится на части.
Однако впереди их ожидало худшее. Они увидели чудище, спешившее наперерез, головы-звезды слились в одну пухлую звезду поверх туши темного мяса, покрытой сверкавшей на солнце слизью, сотрясавшую пульсирующие пузыри и дергавшиеся щупальца. Тварь каким-то образом обнаружила их, быть может, услышала рев мотора или заметила костер. Она находилась прямо на их пути.
– Ах ты, черт, – выругался Гэвин.
Взявшись за штурвал, он развернул самолет так, чтобы проехать слева от твари.
Наконец Гэвин снова обернулся, провожая взглядом оставшееся сзади чудовище. Самолет дергался и дрожал, однако продолжал набирать скорость.
– Я забыл, как взлетать, – воскликнул Гэвин.
– Что?
– Я забыл, как взлетают. Черт. Я же только что прочел это.
Амелия схватила руководство.
– Хорошо, дай посмотрю. Нет, это про посадку.
– Лед кончается.
– Что?
Амелия подняла глаза от книги. Ледяной щит заканчивался обрывом, и обрыв этот был высоким и неровным.
– Поворачивай, – сказала она. – Поворачивай эту богомерзкую машину.
Гэвин повернул налево, колеса, скользя, все же остались на льду. Тварь с этого места была видна через боковое окно. Она поднимала переднюю часть тела и с силой опускала ее на лед, разбрасывая подобные осколкам стекла льдинки, и с гибкостью гусеницы продвигалась вперед, снова привставала, снова рушилась, повторяя движение и развивая при этом удивительную скорость. Однако самолет удалялся от нее, набирая скорость и увеличивая разделявшее их пространство.
– Ладно. Убавляй газ, – проговорила Амелия. – Слушай меня теперь. И делай, что я говорю.
Она медленно и громко зачитала инструкцию. Гэвин следовал указаниям, аэроплан подскочил, а потом упал на колеса, запрыгал, заскользил, но двинулся вперед. Впереди, не так уж далеко от них, появились крупные сугробы.
– Теперь или никогда, – промолвил Гэвин.