– Когда мне было три года.

И в самом деле, когда малютке Эдуарду едва исполнилось три, отец просватал его за Марию, которая в то время тоже находилась в раннем детском возрасте, но уже взошла на трон, поскольку ее собственный отец умер, когда ей было шесть дней от роду. Таким образом «король-лев» предполагал навсегда объединить Англию и Шотландию. Генрих даже желал, чтобы Мария поселилась у них во дворце, чтобы он мог следить за ее воспитанием и научить правильному, чисто английскому образу мыслей.

Однако у законных опекунов Марии имелись другие планы. Они подписали договор о помолвке, но так и не исполнили его. Чуть позднее король Генрих прознал, что регенты Марии приняли другое брачное предложение, на сей раз от французского короля, который обручил ее со своим сыном, дофином Франциском. Грозный английский монарх немедленно съел гонца, принесшего дурную весть, и несколько дней потом оставался в образе лютого льва. А «придя в себя», напал на Шотландию.

Много лет потом войска Генриха гоняли подраставшую королеву с места на место по всему шотландскому нагорью, но так и не смогли ее захватить. Говорили, что спастись ей помогла эзианская магия. Ей очень ловко удавалось исчезать, словно легкий дымок, из любых укрытий. Именно поэтому Генрих, хоть он обычно и относился терпимо к эзианам, сам оказавшись одним из них, шотландских эзиан решил примерно наказать за то, что они предоставляли Марии убежище. Эдуард не сомневался, что именно в этот период была сожжена и хижина родителей Грейси. Из-за того лишь, что его отец злился на маленькую девочку.

В народе ту эпоху прозвали эпохой Грубого ухаживания. С акцентом, конечно, на «Грубого».

Эдуард, напомним, все это время оставался еще ребенком, но помнил, как ему твердили, что он должен жениться на королеве. Помнил и то, как подолгу разглядывал портрет Марии Стюарт, висевший в одной из галерей дворца. Крошке было не больше четырех лет, когда писали этот портрет, но она уже тогда явно научилась держать себя по-королевски. Черные глаза смотрели на Эдуарда с яростным укором. «Терпеть тебя не могу, – будто доносилось до него с картины. – И всегда буду ненавидеть. Бога моли, чтобы мы никогда не поженились. Я превращу твою жизнь в кошмар наяву!»

Смерть отца принесла Эдуарду облегчение: ему не надо было больше добиваться руки шотландской королевы Марии Стюарт. Она ускользнула от него под покровительственную длань французского короля и жила с тех пор вместе с его семьей в Лувре.