Однако позже, во время повторной свадебной церемонии, когда Ги купался в сиянии лучезарной улыбки Джейн, вал вдохновения все же накрыл его, и сразу после пира он схватил перо, бумагу, и все писал, писал, пока не вышло то, что надо.

– Так что ты хотел сказать мне, любовь моя?

– Помнишь мою… дурную репутацию? Ну, с интрижками?

– Да, – просто ответила она, покосившись на него опасливо.

– Так вот, по правде говоря, у меня никогда не было ни девушек, ни ночных кутежей в домах с дурной славой.

Джейн удивилась:

– Так откуда же все эти слухи?

– По ночам я действительно уезжал, но только эти ночи были посвящены… – Он осекся, и сердце его бешено забилось.

– Чему? – уточнила жена, лихорадочно перебирая в уме всевозможные греховные варианты.

– П-п… – начал Ги, но не мог заставить себя продвинуться дальше первого звука.

– Патологиям? – предположила Джейн.

– Нет.

– Постыдным увлечениям?

– Нет. Точнее, только одному.

– Если ты сейчас же не расскажешь какому, то отныне всю твою одежду я буду лично тебе вязать! – заявила она и всерьез преисполнилась решимости осуществить свою угрозу.

– Поэзии, – выпалил Гиффорд.

– Чему, прости? – переспросила Джейн.

Муж выбрался из постели, встал перед ней во весь рост, вытащил лист бумаги и начал декламировать: