Джиллиан вышел из ниши и занес нож. У него вдруг закружилась голова, нахлынула усталость – ведь он уложил за этот вечер столько врагов.

Северин отпрянул и вжался спиной в дверной проем, а Галатея зашаркала дальше по галерее. Задыхаясь, он спросил что-то по-чешски, потом повторил по-немецки:

– Кто вы?

– Вы меня больше не увидите, если будете вести себя тихо. Я не собираюсь делать вам ничего плохого.

– Чего вам надо?

– Где София?

– Понятия не имею. Там в доме стреляли. Это были вы?

– Нет. Но я хотел бы знать, что там происходит.

– Я не знаю, – пробормотал Северин. – Я все время был здесь.

Джиллиан перегнулся через перила и посмотрел с третьего этажа вниз. Впервые в жизни ему стало не по себе от высоты, как будто до земли было не десять-двенадцать метров, а по крайней мере сто. Внизу, среди куч брошенных стройматериалов, никого не было – насколько он мог разглядеть.

Галатея тем временем ковыляла все дальше вдоль перил, бормоча «я… я… я».

Джиллиан кивнул Северину:

– Возвращайтесь в павильон.

– Мне нужно забрать ребенка в безопасное место. Иначе я никуда не пойду.

Джиллиан, несмотря на закипающее в нем нетерпение, был тронут.

– Хорошо. Но не дайте ей снова от вас удрать. И не пытайтесь от меня убежать – далеко не уйдете.

Северин недоверчиво кивнул и пошел за Галатеей. На этот раз он ухватил ее сзади, обернулся и понес перед собой, как куклу.

– Туда! – Джиллиан указал на открытую дверь павильона.

Часовщик шагнул в тусклый свет за темной от пыли витриной, неся неподвижное шарнир-дитя. Джиллиан последовал за ним – и остановился в удивлении. Помещение было намного больше, чем он предполагал, – очевидно, здесь планировалось разместить основные торговые площади этажа. Зал был метров десять в ширину, а в длину вдоль галереи тянулся метров на двадцать. Перегородок не было, пространство разделяли лишь несколько колонн. Сквозь шесть огромных пыльных витринных стекол падал желтушный свет пассажа.

И повсюду в этом полумраке цвета охры лежали и сидели создания Северина, его забракованные неудачи с безжизненными лицами, одни – из воска или керамики, другие – обтянутые матовой кожей. Не знающие рождения. Аура о них говорила. И у всех этих кукол были глаза – в основном стеклянные, почти неотличимые от настоящих, в худшем случае нарисованные. Галатея была единственным исключением.