Северин поставил шарнир-дитя на пол, лицом к задней стенке. Там она и осталась стоять.
– Что вам известно о вечной молодости Софии? – спросил Джиллиан.
На очках Северина играли желтые блики. На мгновение Джиллиану стало дурно от того, что он не мог разглядеть за линзами глаза часовщика. Изнеможение грозило овладеть им, по телу пробегал озноб. Только не сейчас.
– Вечной молодости? – повторил Северин. – Вы, стало быть, знаете, какие о Софии ходят слухи.
– Мне нужна правда.
Джиллиан подошел ближе. Теперь они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Безжизненные лица не знающих рождения таращились на них в полумраке. Краем глаза Джиллиан заметил какое-то движение, но, посмотрев в ту сторону, ничего не увидел, кроме путаницы рук и ног нескольких лежавших друг на друге кукол.
Ехидный блеск, вдруг вспыхнувший в глазах Северина, мог быть и просто бликом света в линзах.
– Уж не из-за этого ли у нас стреляют? Кто-то еще интересуется бессмертием Софии?
Галатея повернулась, треща суставами, и снова двинулась куда-то. На этот раз Северин не стал ее удерживать, полностью сосредоточившись на Джиллианне и его ноже. Рядом с ним на полу лежали двое не знающих рождения, руки и ноги которых отвалились от плеч и бедер: вероятно, прогнили ремни внутри суставов.
– Я… – начал Джиллиан и заметил, что в ту же минуту Галатея сказала то же самое, двигаясь мимо него к выходу. Он с трудом держался на ногах. Глупо было терять здесь время.
– У вас пистолет, – заметил Северин. – Заткнут на спине за пояс брюк. Я заметил, как он выпирает.
– При чем тут…
Кто-то коснулся его сзади. Словно бы нащупывая оружие.
Джиллиан резко обернулся – и увидел Галатею, протянувшую к нему восковую руку.
Она не собиралась выхватывать его пистолет, это точно – она бы его даже удержать не могла. Зачем же тогда…
Чтобы его отвлечь.
Даже сейчас, в состоянии полного изнеможения, он двигался поразительно быстро. Повернувшись, он увидел в шаге от себя Северина, замахнувшегося ногой человека-автомата.
– Я… я… – бормотало шарнир-дитя.
Удар пришелся Джиллиану прямо в лоб; казалось, ему прострелили голову. Падая, он почувствовал боль в коленях, потом снова в голове, когда Северин ударил второй раз.
– Я… я… я…