Дараявахауш закатил глаза.
– Ну, началось. Ни одного разговора с джинном не проходит, чтобы он не начал жалеть бедных несчастных шафитов, которые из-за вас самих и плодятся. Око Сулеймана, ну найдите вы себе
Али стиснул рукоять зульфикара. Ему хотелось причинить Афшину боль.
– Знаешь, что еще говорят о тебе историки?
– Просвети меня, джинн.
– Что ты мог бы преуспеть.
Дараявахауш нахмурился, и Али продолжал:
– Многие ученые полагают, что ты мог бы долго держать оборону независимого Дэвастана. Достаточно долго, чтобы освободить несколько уцелевших Нахид. Возможно, даже достаточно долго, чтобы отвоевать Дэвабад.
Афшин оцепенел, и Али понял, что задел его за живое. Он посмотрел на принца и произнес размеренно и негромко:
– Выходит, твоей семье очень повезло, что ифриты убили меня в такой подходящий момент.
Али смело ответил на его холодный взгляд.
– Неисповедимы пути Господа.
Ему было плевать, что это были жестокие слова. Дараявахауш был чудовищем.
Дараявахауш задрал подбородок и улыбнулся. Резкий оскал напоминал Али скорее свирепого пса, чем джинна.
– Мы отвлеклись на урок истории, а ведь я пообещал тебе схватку.
Он занес зульфикар.
Тот вспыхнул, и у Али глаза полезли на лоб.
Никто, кроме Гезири, не должен быть способен на такое.
Афшин был не удивлен, но заинтригован.