Гасан посмотрел на нее потрясенно, а потом его лицо приняло то самое выражение, от которого ее кровь всегда стыла в жилах.
– Прошу прощения?
Позади прокатился шепот, и вперед вышел Каве. У него был возмущенный вид.
– Скажи, что это неправда, – взмолился он. – Говорят, ты своими руками исцелила шафитов. Скажи, что это ложь.
– Я вылечила около пятидесяти, – холодно поправила она, и, прежде чем он успел ответить, Нари подняла скальпель и сделала глубокий надрез на ладони.
Всего три капли успели упасть в пыль, когда рана затянулась.
– Однако, как ни странно, Создатель не счел нужным забрать мои способности.
Каве выглядел испуганным.
– Но тогда, в храме, ты обещала…
– Такие обещания ничего не значат, когда на кону стоят жизни. Мое племя совершило гнусное преступление, причины которого мы с вами
Это был и вызов и возможность, и Нари только молилась, чтобы они ухватились за последнее. Она не могла прочесть выражение лица Каве и вдруг усомнилась, знала ли она о нем хоть что-нибудь.
Но Гасан… он смотрел на нее с неприкрытым оценивающим выражением. Как будто он видел ее впервые.
Нари встретилась с ним взглядом.
– Я всегда была справедлива по отношению к вам, король, – сказала она, понизив голос. – Я отреклась от своего Афшина. Я вышла замуж за вашего сына. Я
Гасан прищурился и подошел ближе. Потребовалось огромное мужество, чтобы не отступить.
– Ты не настолько глупа, чтобы угрожать мне, – сказал он достаточно тихо, чтобы слышала только она. – Я могу здесь и сейчас изобличить тебя как шафитку.
Нари не опустила глаз. А потом скрепя сердце она решила, что больше не поведется на его блеф. Нари умела читать лица, даже королей джиннов, и она была по-прежнему уверена, что Гасан аль-Кахтани все-таки хочет прославиться как король, объединивший племена, нежели чем король, уничтоживший последнюю Нахиду.