– Что ты сказал?

– Я сказал, что ты…

Снизу в цель попала еще одна стрела, с глухим стуком пронзив плоть тыквы. Али инстинктивно вздрогнул, не договорив.

Гасан остановился, глядя на Али с нескрываемым презрением.

– Ты потерял чувство чести? – прошипел он себе под нос. – Мне следовало бы высечь тебя за такие неуважительные слова.

– Нет, – резко ответил Мунтадир. – Я справлюсь, аба. Давно пора.

Не говоря больше ни слова, его брат поднялся на ноги и повернулся лицом к переполненному павильону. Он ослепительно улыбнулся толпе, и выражение его лица изменилось так внезапно, словно кто-то задул свечу.

– Друзья! – крикнул он. Кахтани тихо говорили по-гезирийски, но Мунтадир повысил голос, переходя на джиннский. – Великий победитель Афшина жаждет показать свое искусство, и я верю, что вы заслужили зрелища.

В толпе воцарилась выжидательная тишина, и Али вдруг понял, сколько людей наблюдает за ними: аристократы всегда жаждут увидеть драму от королевской семьи Дэвабада.

И Мунтадир знал, как привлечь их внимание.

– Я хотел бы бросить вызов моему младшему брату… – Он указал на лучников внизу. – Бейся со мной.

Али непонимающе уставился на него.

– Ты хочешь соревноваться со мной? На арене?

– Хочу. – Мунтадир с размаху поставил свою чашу с вином, в глазах его плясали веселые огоньки. – Давай, победитель Афшина, – подстрекал он, когда Али не двигался. – Ты ведь не боишься?

Не дожидаясь ответа, Мунтадир рассмеялся и направился к лестнице.

Остальная часть павильона выжидающе смотрела на Али. Мунтадир мог бы сделать это в шутку, но он бросил вызов, и Али потеряет лицо, если не ответит – особенно на такой невинный.

Али медленно поднялся на ноги.

Гасан бросил на него предостерегающий взгляд, но Али знал, что он не станет вмешиваться; люди Гезири не отказывались от такого публичного состязания, и принцы в линии наследования, конечно, не отступали.

– Помни о себе, – просто сказал он.

Помнить? Что я всегда должен быть ниже его? Или что я должен стать его оружием – тем, кто может победить любого человека?