Куп хотел спросить «Не странно ли, что на улице мумия?», но в итоге подумал: «Как странно, что я на улице в одном нижнем белье».

Он стоял посреди проспекта Франклина в трусах-боксерах с Тысячелетним соколом на заднице, подарке Жизель. Он их ненавидел, но регулярно надевал ради любимой. И теперь все соседи, которые случайно выглянули в окна, узнали об их существовании. Хорошо, что это был просто странный сон.

– Принеси его мне, – велел Хархуф. – Он мой, ты, жалкий слизняк.

Куп потрогал ожерелье.

– Ты не можешь причинить мне вред. У меня защита от мумий. Видишь?

– Ты ничто.

– В таком случае ничто желает тебе спокойной ночи.

– Стой, – велел Хархуф.

Куп остановился. Не должен был, но внезапно захотел. Это действительно странный сон, подумал он.

– Будь моим рабом.

Куп зевнул.

– Знаешь, если у тебя есть укулеле и шляпа, ты мог бы развлекать туристов на Голливудском бульваре. Они любят новинки.

– Собаки не спрашивают своих хозяев. Они говорят, когда им велят.

Куп посмотрел на свои глупые трусы. Посмотрел на пустую улицу. Посмотрел на трехтысячелетнего придурка в тени «Фольксвагена-жука». В департаменте дорожного движения он видал сцены и пострашнее.

– Ты, мой друг, не более чем неприятный сон. У меня был такой в старшей школе, когда Энджи Родригез сказала, что она пойдет со мной. Всю неделю мне снилось, будто я еду к ней домой без штанов. «Привет, Энджи», – сказал я в одних носках и футболке. Потом с криком убежал домой, будто кто-то прищемил мне яйца вафельницей.

– Прекрати болтать глупости и приходи ко мне, раб.

– Нет, меня зовут Куп. Помнишь? Чарли Купер.

– Доставь мне то, что я хочу.

Довольно реалистичный сон, подумал Куп. В нескольких домах на улице зажегся свет, а Куп наступил на что-то, похожее на жвачку.

– Хочешь амулет? У меня его нет, мудак. А если бы и был, я все равно не дал бы его тебе, потому что ты всего лишь результат бурбона, снотворного и той острой тайской еды, что всегда заказывает Жизель. Как по мне, слишком острой, но ей нравится.