Мальчик закрыл глаза. Его язык опробовал прыщеватое небо. Десна все еще кровоточила, но это его не тревожило. Кровь имела хороший привкус. Даже когда он дремал, большой палец гладил маленькую луну – ее гладкую блестящую дугу.
Вейн не стал открывать глаза, пока не услышал, что гаражная дверь поднимается к потолку. Он сел с небольшим усилием. Приятная сонливость укоренилась в мышцах.
Мэнкс замедлил шаг, подойдя к автомобилю. Он согнулся, склонил голову набок – жест недовольной ворчливой собаки – и посмотрел через окно на Вейна.
– Что случилось с бабочкой? – спросил он.
Вейн взглянул на пол. Бабочка стала кучей обывков: крылья и ноги лежали отдельно. Он нахмурился и смутился. Когда они начинали играть, все было на месте.
Мэнкс поцокал языком.
– Мы задержались здесь слишком надолго. Нам лучше продолжить наше движение. Хочешь отлить?
Вейн покачал головой. Он еще раз посмотрел на бабочку с крадущимся чувством тревоги или даже вины. Он помнил, что обрывал одно крыло… по крайней мере одно… Но в тот момент это казалось возбуждающим… Как разрезание ленты у хорошо завернутого рождественского подарка.
Ему не хотелось вспоминать, как он отрывал ей ноги – выдергивал их одну за другой, пока она яростно сгибала остальные. Он взял в ладонь останки бабочки. В двери были встроены маленькие пепельницы с ореховыми крышками. Вейн открыл одну, сунул туда Солнышко и закрыл крышку. Все! Так лучше.
Ключ повернулся в замке зажигания, и машина ожила. Включилось радио. Элвис Пресли обещал, что будет дома к Рождеству. Мэнкс сел за руль.
– Ты продремал весь день, – сказал он. – После вчерашних волнений я этому не удивлен! К сожалению, ты проспал ланч. Я должен был разбудить тебя, но подумал, что ты нуждаешься во сне.
– Я не голоден, – ответил Вейн.
При виде Солнышка, разорванного на куски, у него разболелся живот, и мысль о еде – по какой-то причине он видел образ потеющих в жире колбасок – вызвала у него тошноту.
– Этим вечером мы будем в Индиане. Надеюсь, к тому времени ты восстановишь свой аппетит! Я знаю закусочную на I-80, где ты можешь получить корзинку сладких фри, поджаренных в корице и сахаре. Это единственное в своем роде вкусовое ощущение! Ты не сможешь перестать их есть, пока они не кончатся. А потом ты будешь облизывать бумагу.
Он вздохнул и продолжил:
– При моей любви к сладкому просто чудо, что у меня не сгнили зубы и не выпали все до одного!
Он повернулся и усмехнулся Вейну, показав полный рот коричневых испятнанных клыков. Мальчик видел старых собак с более чистыми и здоровыми на вид зубами.