Рынок очищался от лишнего. Кто-то сплел такую сильную магию, какая любого заставляла забыть про эту улицу. Большинство проулков составляли зады постоялых дворов, в каких никто не останавливался, таверн, где никого не осталось, да торговцы всякой мыслимой всячиной. Но в этом проулке тьма нависала низко. Она прошла много шагов, прежде чем остановилась, оглядываясь, когда два призрака оторвались от стены и подошли к ней. Еще один поднялся с земли, шатаясь, будто пьяный. Быстрым движением она выхватила амулет, висевший у нее меж грудей. Призраки, пискнув, отскочили, тот, что с земли, улегся обратно. По всему проулку шла она, выставив амулет, и вокруг что-то жалостливо вопило, невнятно бормотало и шипело. Одолевавший нечисть голод был огромен, но еще больше был страх перед висевшим на женской шее
Ее передернуло. Я ухватил ее за руку, рывком заломил ее за спину, прижал нож к горлу. Она попробовала закричать, но я посильнее налег на нож. Тогда она принялась шептать то, что мне было известно. Я прошептал кое-что в ответ, и она умолкла.
– На мне защита Сангомы, – сказал я.
– Ты сюда забрался, чтобы ограбить бедную женщину? Ты это место выбрал?
– Что ты в руках несешь, девонька? – спросил я.
Она и впрямь походила на девочку: худющая, щеки от голода ввалились. Рука ее, какую я все еще держал, походила на обтянутую кожей кость, какую я одним движением сломать мог.
– Проклят будешь, если вынудишь меня уронить это.
– Так что тебе ронять-то?
– Отлепи взгляд от моей груди, а не то забирай мой кошелек и проваливай.
– Деньги мне не нужны. Говори, что несешь, а не то я это ножом пырну.
Она дернулась, но я понял, что у нее за ноша, еще до того, как в нос мне ударил запах засохшего срыгнутого молока, и до того, как в тряпье забулькало.
– За сколько каури можно купить младенца на Малангике?
– Думаешь, я продаю своего малыша? Это какая ж ведьма продаст своего младенца?
– Не знаю. Зато знаю, какая ведьма купит такого.
– Отпусти меня, а не то закричу.
– Женский вопль в этих-то тоннелях? Да на каждой улице. Рассказывай, откуда у тебя ребенок.
– Ты глухой? Говорю же…
Я посильнее заломил ее руку, почти до самой шеи загнул, и она вскрикнула и опять вскрикнула, стараясь не уронить ребенка. Я немного отпустил ее руку.
– Чтоб ты обратно к матери своей в