Миновав два проулка, я вышел на третий, где витал аромат. Аромат был нереальный, да и проулок – тоже. Улица для грешных, но глупых, улица, манившая людей войти в двери, из каких им обратно не выйти никогда. В общем, постучал в третью дверь у себя на пути, ту, из какой аромат доносился. Дверь открыла пожилая женщина, и я сказал, мол, чую, у вас молоко есть, и мне оно нужно. Она выпростала грудь, сильно сдавила ее и сказала: «Пей столько молока, сколько высосешь, огарочек». Прошел еще десять шагов, толстяк в белой агбаде открыл дверь на стук моего топорика. «Молока», – сказал я. Внутри не было внутреннего убранства, дом, у какого и крыши не было. Козы с овцами бегали по двору, мекая, бекая, жуя и какая, и я не стал спрашивать, зачем они ему. Я положил ребенка на стол.

– За ребенком вернусь обязательно, – сказал я.

– Чей голос в этом доме поведал, что ты можешь оставить его?

– Поите его козьим молоком.

– Ты мне мальчика-младенца оставляешь? Немало ведьм приходят, и немало ведьм ищут шкурку младенца. Что помешает мне пополнить мой кошель?

Толстяк потянулся к ребенку. Я отрубил ему руку. Он закричал, стал ругаться, завывать и орать на языке, какого я не знал. Я взял его руку.

– Руку я тебе верну через три оборота песочных часов. Если дитя пропадет, я использую твою собственную руку, чтобы найти тебя, и порублю тебя на кусочки. По кусочку в день.

Полночная улица звалась так потому, что у начала ее стоял знак, помеченный: ПОЛНОЧЬ. Именно так всякий входящий и видел бы меня. На мне не было ничего, кроме белой глины от шеи до лодыжек, моих рук и ног. Еще помочи для топориков и ножны для ножей. Вокруг глаз моих до того черно было, что слабакам показалось бы, что на них скелет идет. Я обратился в ничто.

Десять и еще пять шагов, и воздух стал прохладнее и тяжелее. Из этого странного воздуха я вышел, потом опять пошел вперед, пока не почувствовал на лице капли кислой росы. Шепот заклинания выскользнул из моего рта, после чего я выждал. И еще выждал. За спиной что-то шустро побежало, я мигом выхватил ножи и, обернувшись, увидел убегавших крыс. Так что я подождал подольше. И уже начал было шагать дальше, когда надо мной в воздухе затрещало, заискрилось, потом вспыхнуло пламя, заметалось по кругу в размах моих рук – и погасло. В воздухе убавилось тяжести и кислоты, но дорога по виду была та же самая. Не одна из десяти и еще девяти дверей, а просто дверь. Семь ступеней до входа, пол исчез. Попытался отпрыгнуть назад, но упал, закрутился и воткнул ножи в землю рядом с собой. Под ногами – только воздух. Упаду и полечу, может, до центра мира или в яму с острыми кольями или змеями на дне. Подтянувшись, я поднялся, назад отбежал, рванул к краю, пролетел над площадкой и шлепнулся боком, вонзая в землю ножи, чтобы не упасть снова.