– Следопыт, – сказал я.

– Он не говорит на нашем языке, – произнес другой всадник.

– Ничего особенного в языке Фасиси, – сказал я.

– Тогда как же твое имя?

– Я Следопыт, – сказал я.

– Больше я спрашивать не стану.

– Так и не спрашивай. Сказал же: мое имя Следопыт. Твое имя не Глухая?

Она направила лошадь вперед и кольнула меня пикой. Я отскочил назад. Лица ее мне не было видно, один только блестящий боевой шлем. Она засмеялась. Опять кольнула меня. Я схватился за топорик. Пришло ощущение, будто паника ушла от меня на день назад, потом она встала сразу у меня за спиной, потом в голове моей оказалась, и я плотно зажмурил глаза.

– Может, тебя зовут Бессмертным, раз, похоже, нет у тебя страха, что я убью тебя.

– Поступай, как долг требует. Если я хоть одного из вас прихвачу с собой, смерть уже будет достойной.

– Ни у кого из нас нет отвращения к смерти, охотник.

– А у кого-то из вас есть отвращение к разговору?

– Для человека, по виду судя, из речного народа у тебя неплохо язык подвешен.

– Жаль, что не знаю я стихов бунтарей Фасиси.

– Бунтарей?

– Ни одна армия Фасиси не добралась до южной границы Увакадишу, иначе быть бы вам всем мертвецами на поле боя. В армейских рядах Фасиси никакие женщины не состоят. И уж никакой фасисийский гвардеец не смог бы забраться так далеко на юг, где нет никакой войны. Вы родом из Фасиси, но Квашу Дара не верны. Гвардия Сестры короля.

– Много ж ты о нас знаешь.

– Я знаю, что это все, что знать надлежит.

Пики придвинулись ближе.

– Я не из тех, кто готов невежей выглядеть перед лицом семидесяти и еще одной пики, – произнесла всадница. Указала на меня: – Проклятое самодовольство мужское! Вы ругаетесь, вы серете, вы воете, вы женщин бьете. Только все, что вы и вправду делаете, это место занимаете. Как и всегда, мужчины сами себе помочь не способны. Потому-то и должны ноги растопыривать, когда садятся.