– Что в сумке? – спросил прислужник.
– Библия.
– А еще?
– Новое одеяние, – ответил Тайлер, удивляясь с какой легкостью придумал, что соврать. – Святой отец произвел меня в епископы.
Они отступили, обменявшись тревожными взглядами. В иерархии Арвата личные помощники святого отца, даже прислужники, считались значительней священников. Другое дело епископ: даже самому низшему епископу никто не осмеливался перечить. Словно по взаимному согласию, оба прислужника поклонились и отошли.
– Доброй ночи, Ваше Высокопреосвященство.
Тайлер повернулся и захромал по коридору. Он предполагал, что через пару минут, не больше, они догадаются, что его история абсурдна. Святой отец не хранил у себя запасные одеяния епископа и не раздавал их, словно конфетки. Да и вторая женщина могла поднять тревогу в любой момент. Тайлер остановился наверху лестницы, глядя вниз на концентрические квадраты, словно в лицо смертельному врагу. Нога уже пульсировала, яркие вспышки боли пробегали от бедра к пальцам. Ему бы хотелось вызвать лифт, работающий по ночам в ограниченном режиме, обслуживая этаж святого отца. Служители, возможно, согласились бы спустить его до комнат братьев. Но лифт придется ждать – ночью платформа опускалась на нижний этаж Арвата, – и, если тревогу поднимут, пока он будет в нем, он застрянет между этажами, а потом придут стражники Андерса и схватят его. Нет, нужно спускаться по лестнице, и судя по тому, в каком состоянии находилась нога Тайлера, скоро ему придется прыгать.
Тайлер поморщился, стиснул язык между зубами и, тяжело опираясь на перила, двинулся вниз. С каждым шагом сумка ритмично била по бедру, не щадя его артрита. Один этаж позади: он схватил сумку, пытаясь удержать ее на месте, и почувствовал острые грани ларца.
«Я – часть великой Божьей задумки».
Эта мысль долгое время не приходила ему в голову. Он думал о женщине, Майе, и почувствовал, как его накрывает волна тошнотворного чувства вины. Он оставил ее там, у стола, забитого морфием, терпеть любое наказание, которое вменит ей Андерс.
Два этажа позади. Теперь Тайлер усердно прыгал, держа больную ногу на весу, и изо всех сил вцеплялся в поручень, продвигаясь крошечными скачка́ми. Теперь и здоровая нога начинала болеть, нетренированные мышцы могло в любой момент свести судорогой. Он понятия не имел, что делать, если это случится, прежде чем лестница закончится. Три этажа позади. Обе ноги протестующе ныли, но он не обращал на это внимание. Четыре этажа. Снова нахлынул адреналин, блаженно хлынув в его кровь, и, ступив на последние ступеньки, Тайлер, вопреки всему, поймал себя на том, что ухмыляется, словно мальчишка. Он был счетоводом и аскетом, кто мог бы подумать год назад, что он окажется здесь, скачущий, словно кролик, вниз по ступенькам? Завернув за второй угол лестницы, он мельком увидел поникшие плечи двумя пролетами ниже, человека с почти лысой головой. Улыбка погасла.