«Я схвачу свои книги и уйду», – повторил он про себя. Всего десять книг: Тайлер уже выбрал их, так что у него не было соблазна превышать свои возможности. Ему нравилось историческое значение числа 10, соразмерное Переходу. Книги были одним из немногих предметов личного пользования, которые Уильям Тир позволил взять своим людям, десять на каждого. Если кто-то пытался протащить что-то еще, его оставляли на берегу. Это была только догадка, один из тысячи крошечных фрагментов сведений о Переходе, которые Тайлер собирал всю свою жизнь. Но он не забыл ни одного.

«Если я это переживу, – решил Тайлер, – то напишу первую историю Перехода. Сам переплету ее и предоставлю Королеве для печати».

Великая мечта, о которой приятно говорить самому себе. Но пока амбициозные планы Королевы построить печатный станок оканчивались ничем. Никто в Тирлинге не имел ни малейшего представления о том, с чего начинается строительство подобных механизмов. Средств широкого распространения письменного слова просто не было.

Будут.

Тайлер моргнул. Голос звучал неумолимо. Он верил ему.

Заглянув за угол, он увидел, что страх сделал его чрезмерно осторожным. У дверей святого отца стояли только двое мужчин, прислужники, а не вооруженные до зубов стражники, сопровождавшие святого отца, когда он покидал безопасный Арват. Будь брат Мэтью по-прежнему правой рукой святого отца, это было бы намного труднее, но брата Мэтью казнили в минувшее воскресенье. И эти двое у двери казались молодыми и мягкотелыми, и, возможно, еще не заслужившими доверия святого отца. Когда он подошел, они сонно на него воззрились.

– Добрый вечер, братья. Я должен поговорить с Его Святейшеством.

Прислужники обменялись нервными взглядами. Один из них, парень чуть за двадцать с чудовищным прикусом, ответил:

– Его Святейшество не принимает посетителей этим вечером.

– Святой отец велел мне незамедлительно явиться к нему с этой новостью.

Они снова недоуменно посмотрели друг на друга. В этом заключалось еще одно заметное отличие между Андерсом и старым святым отцом, который никогда не позволял своим людям представлять его миру, пока те не станут столь же компетентными, как он.

– Это точно не может подождать до утра? – спросил второй юнец. Он был даже моложе первого: его лицо еще усеивали скопления прыщей.

– Не может, – твердо ответил Тайлер. – Новость чрезвычайно важная.

Прислужники отвернулись от него и, сгорбившись, принялись совещаться. Несмотря на беспокойство, отец Тайлер удивился, услышав, что они играют в «Камень, ножницы, бумагу», чтобы решить, кто пойдет внутрь. После трех попыток юноша с неправильным прикусом проиграл и, побледнев, скользнул через массивные двойные двери. Второй прислужник изо всех сил старался казаться профессиональным, пока они ждали, но постоянно зевал, разрушая иллюзию. Тайлер мог только пожалеть его, этого мальчика, растущего прямо под взглядом и опекой Андерса. Он не мог представить, как мальчик будет воспринимать его Церковь, его Бога.