– Оставьте здесь свою машину. Безопасность оцепила порт: вы никак не сможете уехать отсюда, чтобы они не узнали. Они видели вашу машину и отметили как принадлежащую моим людям. Оставьте ее здесь, и Джонатан отвезет вас домой. Можете заявить, что у вас украли машину и вы позвонили ему, чтобы он вас забрал.

– Мой ярлык покажет, что я была здесь.

– Верно, – ответил он, и Лили поняла, что он просто пытается ее подбодрить.

Трижды постучав, Джонатан зашел в комнату.

– Дори вернулась, сэр. Снаружи ничего нового. Я сказал Паркеру, что мы скоро выдвигаемся.

– Все вещи упакованы?

– Еще пять минут.

Тир махнул рукой в сторону закрытой двери в дальнем конце комнаты.

– Жаль, у нас больше нет сообщений. Душа не лежит оставлять его здесь.

– Когда? – выпалила Лили. – Когда вы уплываете?

– Что наводит вас на мысль, будто мы уплываем?

– Но ведь вы отплываете, – пробормотала Лили хриплым от слез голосом. – На корабле.

– И куда мы отправимся, как вы думаете?

– В Лучший мир.

Тир наклонился вперед. Лили снова поразилась его серебряным глазам, которые, казалось, отражали даже тусклое свечение флуоресцентных ламп.

– Почему вы приехали сюда, миссис Мэйхью? Это не имеет к вам никакого отношения, а вы взяли на себя такой большой риск. Почему?

Лили не могла ответить. Ребенком она выбирала случайный предмет и пялилась на него как можно дольше, пока глаза не пересыхали, а взгляд не расфокусировался. Она вспомнила, какое огромное удовольствие получала от такого неподвижного, замершего взгляда, и теперь не могла оторвать глаз от Уильяма Тира. Она следила за каждым его движением, даже за незначительными: быстрый взгляд его глаз на ее лицо, нажатие пальцев на колено, сжатие челюсти.

Казалось, все сошлось на Тире, зависело от него.

«Я верю в это».

В этот момент Лили во все поверила. Лучший мир существует, и он так близко… что можно потрогать. Пшеница, ярко-голубая река, бесконечные деревья. Если бы Тир попросил ее умереть за Лучший мир, она бы это сделала. Даже не раздумывая. И если бы он попросил Лили умереть за него, она бы сделала и это. Никогда в жизни она не чувствовала ничего так глубоко.