Позднее мы с Генри лежим в постели. Снег все идет; батареи несильно гудят. Я поворачиваюсь к нему, он смотрит на меня, и я говорю:

– Я хочу ребенка.

11 марта 1996 года, понедельник (Генри 32)

11 марта 1996 года, понедельник

(Генри 32)

ГЕНРИ: Я вышел на доктора Кендрика; он связан с больницей при Чикагском университете. Март, мерзкий холодный мокрый день. Март в Чикаго, кажется, должен быть лучше, чем февраль, но иногда это не так. Я сажусь в автобус, спиной по ходу движения. Чикаго пролетает мимо нас, и вот мы уже на 59‑й улице. Я выхожу и иду, преодолевая сопротивление дождя со снегом. Девять утра, понедельник. Все погружены в себя, борются с нерабочим настроением. Мне нравится Гайд-парк. Здесь я чувствую себя так, будто выпал из Чикаго в другой город, может в Кембридж. Серые каменные дома потемнели от дождя, деревья роняют на прохожих жирные ледяные капли. Я чувствую пустую безмятежность свершившегося факта: я смогу убедить Кендрика, хотя с другими врачами не вышло; я и правда смогу убедить его. Он будет меня лечить, потому что в будущем так и будет.

Я вхожу в маленькое здание рядом с больницей. Сажусь в лифт, нажимаю кнопку третьего этажа, открываю стеклянную дверь с золотистой надписью: «Доктора С. П. Слоун и Д. Л. Кендрик», называю секретарю свою фамилию и сажусь в глубокое бледно-лиловое зачехленное кресло. Приемная в розовых и фиолетовых тонах – наверное, чтобы пациенты не волновались. Доктор Кендрик – генетик и (не случайно) философ; второе, мне кажется, должно быть полезно при работе с жесткими реалиями первого. Сегодня здесь никого, кроме меня, нет. Я пришел на десять минут раньше. Обои в широкую полоску цвета пепто-бисмола[97]. Они плохо гармонируют с картиной, что висит напротив меня: водяная мельница, в основном в коричневых и зеленых тонах. Мебель псевдоколониальная, но коврик довольно милый, вроде персидского ковра, и мне немного жаль его, оставленного в этой жуткой приемной. Секретарь – симпатичная женщина средних лет с очень глубокими морщинами от многолетнего загара; она и сейчас очень загорелая – в марте, в Чикаго.

В девять тридцать пять я слышу голоса в коридоре, и в приемную заходит блондинка с маленьким мальчиком в инвалидном кресле. Кажется, у мальчика церебральный паралич или что-то в этом роде. Женщина мне улыбается; я улыбаюсь в ответ. Когда она поворачивается, я вижу, что она беременна. Секретарь говорит:

– Можете заходить, мистер Детамбль, – и я улыбаюсь мальчику, проходя мимо.

Он таращит на меня огромные глаза, но не улыбается.