– С Гомесом.

– Почему? – Генри замирает, ожидая удара.

– Я была пьяная. Это случилось на вечеринке, Кларисса была в Бостоне…

– Подожди. Когда это было?

– В девяностом году.

Он начинает смеяться:

– О боже. Клэр, черт, не делай так больше. «В девяностом году». Господи, я думал, ты скажешь, что это было, ну, неделю назад.

Я слабо улыбаюсь. Он продолжает:

– Не то чтобы меня это сильно радовало, но, раз уж я сам только что сказал тебе, что ты можешь встречаться с другими и экспериментировать, не могу же я… не знаю.

Его одолевает беспокойство. Он встает и начинает ходить по мастерской. Я ушам своим не верю. Пятнадцать лет я обмирала от ужаса, что Гомес ему расскажет, проявив свою нечеловеческую бестактность, – а Генри все равно. Или нет?

– И как это было? – спрашивает он довольно буднично, стоя спиной ко мне у кофеварки.

Осторожно подбираю слова:

– По-другому. В смысле, не хочу обижать Гомеса…

– Ой, да ладно тебе.

– Ну, я была как посудная лавка, а он – как бык.

– Он больше меня, – заявляет Генри категоричным тоном.

– Не знаю уж, как сейчас, но тогда никакого изящества в нем не было. Вообще-то, он курил, когда трахал меня. – Генри морщится. Я встаю и подхожу к нему. – Прости. Это была ошибка. – Он притягивает меня к себе, и я говорю тихо, в его воротник: – Я ждала очень терпеливо… – Не могу продолжать.

Генри гладит меня по волосам.

– Все в порядке, Клэр. Все не так уж плохо.

«Интересно, сравнивает ли он ту Клэр, с которой только что был, из восемьдесят девятого года, со мной теперешней, которую обнимает».