Сплетя их пальцы вместе, Аифа удостоверилась, что ее лицо было светлым и открытым, лицом человека, готового выслушать.

– Так много противоречий. Я не могу падать и стенать, – продолжала Элия. – Я не могу кричать, рыдать или даже радоваться. Эти вещи не подобает делать королеве. Но я тоже… Я знаю, что лучше не закрываться ото всего этого, не впадать в блаженное оцепенение. Уж нет.

Аифа закусила губу и кивнула.

– Я понимаю. Я думаю… Ну, там есть больше возможностей между падением и полетом. Ты не должна быть только холодной звездой или огненным взрывом.

– Как мне обрести равновесие, когда сердце разрывается от боли? – Слезы заблестели в ее черных глазах. – Тот, кого я люблю, умрет утром. Ах! – У нее перехватило дыхание от боли, она расширила глаза, чтобы не моргнуть и не заставить слезы упасть.

– Держись за меня, – Аифа подтянула Элию ближе к себе, обвила ее талию, потом обхватила руками ее шею и сделала глубокий вдох. – Дождь – это не всегда шторм. Ветер не всегда воет. Иногда смерть спокойна, или любовь тиха. Это мелочи.

– Огонь может быть пламенем свечи, – прошептала Элия.

Аифа крепко обняла ее, вдыхая запах дорогого бергамотового масла, терпких остатков краски, пота и теплой кожи – каждый запах Элии, кроме запаха угля из недавно нарисованной звездной карты.

Принцесса отстранилась, но прежде на мгновение ухватилась за руки подруги. Она смотрела в глаза Аифы, как будто что-то искала, а потом… снова улыбнулась. Брови Элии по-прежнему были сдвинуты, широко раскрытые глаза заплаканы. Затем она отпустила Аифу. «Огонь», – прошептала она на языке деревьев и щелкнула пальцами.

Крошечное оранжевое пламя вспыхнуло. Два язычка танцевали, словно вращаясь вокруг друг друга.

В глазах Элии появилось тепло, и Аифе тоже захотелось плакать. Принцесса протянула руки ближе, и пламя слилось в одно с легким потрескиванием. Элия позволила своему лицу исказиться от боли и слезам упасть, но она не теряла нити магии, не останавливала дыхания, несмотря на плач.

Аифа обхватила ладонями пламя, чтобы защитить его от ветра. Так они подошли к очагу и опустились на колени, добавляя свое волшебство в пламя нежного огня.

Риган

Риган

Кровать, на которой Риган спала с мужем, была слишком широкой, холодной и одинокой.

Лучше бы она спала на земле, завернувшись в холодные корни боярышника или древнего дуба.

Ветер хлестал по окнам, скатывался с остроконечной крыши и свистел в трубе. Небольшой огонь почти угас, но еще держался.

Одна из длинных курток лежала на спинке высокого стула. Яркая, сверкающая красная.