— Почему? — напирал Рамса.
— Потому что в академии я уничтожила свою матку, — ответила она и прижала колени к груди. — Она… мешала тренировкам.
Рамса выглядел таким ошарашенным, что Рин засмеялась. Кара ускользнула в уголок.
— Что?! — негодующе сказал Рамса.
— Как-нибудь объясню, — пообещал Бацзы. Он выпил вдвое больше вина, чем остальные, язык у него уже заплетался. — Когда молоко на губах обсохнет.
— Уже обсохло.
— Значит, когда голос сломается.
С минуту они передавали бутылку молча. Теперь, когда неистовство на болотах закончилось, цыке как будто уменьшились в размерах, словно оживляются в присутствии богов, а без них становятся пустыми оболочками.
Они выглядели настоящими людьми, уязвимыми и хрупкими.
— Так, значит, вы последние из вашего народа, — произнес Суни после недолгого молчания. — Печально.
— Да уж. — Рин пошевелила поленья в костре. Она не вполне свыклась со своим происхождением. Она не помнила Спир и не была к нему привязана. Быть спиркой для нее что-то значило, только когда она находилась рядом с Алтаном. — В Спире все печально.
— Во всем виновата идиотка королева, — заявил Юнеген. — Спирцы никогда бы не вымерли, если бы Теарца себя не заколола.
— Она и не заколола, — сказал Рамса. — Она себя спалила. Взорвалась изнутри. Бум! — Он взмахнул пальцами в воздухе.
— Почему она покончила с собой? — спросила Рин. — Я никогда не могла этого понять.
— Я слышал версию, что она была влюблена в Красного императора, — сказал Бацзы. — Он пришел на ее остров, и она тут же в него влюбилась. А он грозил вторгнуться на остров, если Спир не будет платить ему дань. Королеву так потрясло его предательство, что она побежала в храм и покончила с собой.
Рин поморщилась. В каждой версии легенды Теарца выглядела все глупее и глупее.
— Это не история любви, — впервые заговорила из уголка Кара.
Все удивленно посмотрели на нее.
— Эта легенда — никанская пропаганда, — равнодушно продолжила она. — Историю Теарцы сотворили по образцу мифа о Хань Пин, потому что легенда звучит лучше правды.
— И какова же правда? — спросила Рин.