Рин перестала дышать.

— Я была рада, — сказала Венка. — Рада, что она умерла до того, как генерал разрезал ее ребенка пополам, как апельсин. — Пальцы Венки сжимались и дрожали под повязкой. — Он заставил меня убрать останки.

— О боги! Венка… — Рин не могла посмотреть ей в глаза. — Мне так жаль.

— Не жалей меня! — вдруг закричала Венка.

Она попыталась схватить Рин за руку, словно позабыв, что ее руки сломаны. Потом встала и подошла к Рин вплотную.

Выглядела она столь же безумной, как в тот день, когда дралась на ринге.

— Мне не нужна твоя жалость. Мне нужно, чтобы ты убивала. Убей их ради меня, — прошипела Венка. — Поклянись. Поклянись на крови, что сожжешь их.

— Венка, я не могу…

— Я знаю, что можешь. — Голос Венки сорвался. — Я слышала, что о тебе говорят. Ты должна их сжечь. Чего бы это ни стоило. Поклянись своей жизнью. Поклянись. Поклянись ради меня.

Ее глаза были похожи на разбитое стекло.

Рин пришлось собраться с духом, чтобы заглянуть в них.

— Клянусь.

Рин вышла из комнаты и бросилась бежать.

Ей не хватало воздуха. Она не могла говорить.

Ей нужен был Алтан.

Она не знала, почему думает, что он принесет облегчение, но Алтан единственный из всех уже проходил через это. Алтан был на Спире, когда его остров сожгли, Алтан видел, как убивают его народ… Уж Алтан мог сказать ей, что земля будет вращаться по-прежнему, что солнце будет все так же вставать и садиться, и существование подобного ужаса, такого пренебрежения человеческой жизнью, не означает, что весь мир погрузился во тьму. Уж Алтан способен сказать, что еще есть за что бороться.

— В библиотеке, — сказал ей Суни, указывая на древнюю башню в двух кварталах от городских ворот.

Дверь в библиотеку была закрыта, и никто не отозвался, когда Рин постучала.

Рин медленно повернула ручку и заглянула внутрь.

В большом зале было полно ламп, но они не горели. Светила только луна через стеклянное окно. Комнату наполнял тошнотворно сладкий дым, всколыхнувший воспоминания, такой густой, что Рин чуть не задохнулась.