Мария Дахвана Хэдли, Чайна Мьевиль

Мария Дахвана Хэдли, Чайна Мьевиль

Мария Дахвана Хэдли – автор многочисленных бестселлеров Нью-Йорк Таймс: Magonia («Магония»), Aerie («Гнездо хищной птицы»), «Царица царей», краткой автобиографии под названием The Year of Yes («Год «Да») и книги The End of the Sentence («Конец предложения»), написанной в соавторстве с Кэт Ховард. Вместе с Нилом Гейманом она редактировала антологию «Фантастические создания». В издательстве «Фаррар, Штраус и Жиру» готовится к выходу ее роман The Mere Wife («Просто жена»), а также сборник рассказов. Ее новеллы, номинированные на «Небьюла» и премию Ширли Джексон, регулярно попадают в сборники лучшего за год. Ее творчество, среди прочих, поддерживают Колония Макдауэлл и Арт-Студия Джинистрелла.

«Мы постоянно помогаем друг другу писать и короткие рассказы, и большие тексты – редактируем, структурируем, балуемся с предложениями, но официально не сотрудничали еще ни разу, и вот сборник «Неприкаянные письма» дал нам такую возможность. Череп (Чайна) и русалка (Мария) показались нам двумя фрагментами одной вселенной. Идея насчет сильно сдавшего Мерлина, собирающего фрагменты своей разбросанной по миру магии в хранилище Мертвых Писем, возникла из нашего общего интереса к болезненной истории страсти Мерлина к его явно не лишенной гениальности юной возлюбленной и ученице-колдунье Нимуэ; а вот как появилась мысль заставить Мерлина поедать содержимое писем, никто из нас уже не помнит. Кстати, если читателю вдруг покажется, будто он понял, кто из нас написал ту или иную часть истории, спешим его разочаровать: ее совершено точно написал другой. Один из авторов здорово повеселился, сочиняя стихотворные заклятия, а другой надорвал животик со смеху после фразы «Я опрокидываюсь в горизонталь и лечу».

Чайна Мьевиль

Пишет художественную и документальную прозу, живет и работает в Лондоне.

Чайна Мьевиль и Мария Дахвана Хэдли Лега жжет

Чайна Мьевиль и Мария Дахвана Хэдли

Лега жжет

Середина утра сто тринадцатого дня восемьдесят седьмого года моей службы в этой занюханной конторе.

Я терпеливо жду, пока Адам, новый и чересчур любопытный сортировщик писем, свалит пить чай. Тогда приступаю к полкам сорокалетней давности. Я уже не вздыхаю, как раньше, перед началом работы и не призываю себя крепиться. Я привык. Достаю из кармана нож для разрезания писем, который все время ношу с собой, быстро вскрываю несколько первых попавшихся конвертов и заглатываю их содержимое. Радужная переводка в виде знака мира; поврежденное письмо от некоего двоюродного дядюшки, лишившего двоюродную племянницу наследства за сожжение лифчиков; шесть гнутых скрепок; бумажка в десять фунтов.