Светлый фон

Подумал: «Надо же, а раньше после уроков расходились в разные стороны, и уговор был для всех один: снова встретиться на этом балконе в назначенный день и час. Но теперь игра окончена, старые правила не в счет – для всех, кроме меня».

Проводив гостей, погасил в доме свет, устроился в кресле, поставил рядом бутылку с недопитым вином, принялся ждать.

 

Немец появился вскоре после полуночи. Открыл дверь своим ключом, вошел. Как ни в чем не бывало, сказал:

– Столько дел еще осталось. Столько дел! Книга – ладно, бог с ней, допишет себя сама. По-моему, у нее неплохо получается. А вот чемодан надо бы собрать прямо сейчас, не откладывая на утро. Самолет у меня в какую-то несусветную рань.

Вздохнул:

– Не дури. Ну какой у тебя может быть самолет.

– Железный, – неуверенно предположил Файх. – Или алюминиевый? Из чего их сейчас делают? Впрочем, все это пустяки по сравнению с просекко, которое каким-то чудом дожило до моего возвращения. Или ты, как настоящий жадный немец из анекдотов, позволил гостям только пригубить?

– Нет. Просто слишком много купил. Потому что жадный немец – это у нас ты. А я – нормальный бесхозяйственный поляк. Хоть ты-то нас не путай, пожалуйста. Я чуть не рехнулся, когда понял, что все принимают меня за тебя. Спрашивали еще, где Анджей. Огорчались, что не пришел. Я что-то наврал; впрочем, неважно. Для них эта игра всяко закончена. А как дела у Греты Францевны? Представляешь, о ней никто даже не вспомнил. А если вспомнили, то не спросили. Не знаю, почему. Вроде бы, не далее как в понедельник лопали ее яблочный пирог и требовали добавки. И вдруг – ни слова, ни намека, ни единого вопроса.

– Ну правильно, – кивнул Файх, наливая себе вина. – Не о ком расспрашивать. Строго говоря, никакой Греты Францевны не было. То есть была, конечно, но не здесь и не сейчас. Она, к твоему сведению, умерла еще в позапрошлом ноябре. У себя дома, в Цюрихе. Не о чем горевать, старушка прожила долгую и счастливую жизнь, до сотой годовщины немного не дотянула. И умерла легко, не маясь болезнями, во сне, и улыбалась так, словно напоследок ей приснилось что-то очень хорошее. Хотя почему «словно»? Уверен, так оно и было.

Молчал, как громом пораженный, уставившись в пустой бокал. Умерла? В позапрошлом ноябре? Какого черта? Ничего не получилось? Но ведь я… ведь мы…

– У себя дома, в Цюрихе, – четко, по слогам повторил Файх и снова потянулся за бутылкой. – Голову, голову включи, она тебе еще пригодится. У нашей девочки Греты была безмятежная, счастливая жизнь, верь мне. И, кстати, умение танцевать вальс пригодилось ей в этой жизни не раз – на собственной свадьбе и потом на свадьбе каждой из четырех дочерей. К тому же, когда пришло время умирать, Грета уже хорошо знала дорогу в те края, где август вечен и на деревьях всегда спелые яблоки, идеально подходящие для пирога. Мы с ней как раз мимо проходили, и я сказал: «Запоминай».