Сенлин сосредоточился, определяя длительность последовательности, и решил, что она составляет не более пяти секунд. Пять секунд! А сколько лет жизни потратил Огьер, чтобы создать эти пять абсолютно великих секунд…

– Вспышки из-за пустых рамок, – объяснил Сфинкс. – Из первоначальных шестидесяти четырех двадцать восемь картин все еще где-то блуждают.

– Но они ведь и должны быть где-то еще?

Сфинкс сменил тему:

– Скажи мне, что ты видишь. Опиши это, как если бы ты был Зодчим. Освежи мои впечатления.

От такой уловки Сенлин нахмурился, но ответил на просьбу:

– Я вижу Купальни. Водоем. Я там был. Он похож на океан, лишенный ярости. Свет и прозрачность воздуха переданы безупречно.

– А что насчет девочки?

– Я спрашивал себя о ней. Меня всегда поражала ее меланхоличная поза, спиной к зрителю. Интересно, почему Огьер выбрал такой ракурс. Она всего лишь ребенок, но, взгляните, как она устала от мира. В ней есть что-то… потерянное, не так ли? Конечно, я могу целиком и полностью ошибаться. Я знаю о детях одно: они более вдумчивы, чем обычно считают взрослые. Мы часто сильно ошибаемся в суждениях о них.

– Верно.

Сенлин на мгновение закрыл глаза и насладился передышкой от ослепительного света.

– Кто она?

– Ты рассмотрел обстановку и девочку, но пропустил кое-что довольно значительное. Взгляни на воду под лодочкой.

Сенлин изучил пятно под болтающимся бумажным корабликом. Через мгновение он заметил, что игра света вырисовывает некие знаки. Эффект напомнил ему об использовании углей для рисования в ночном воздухе. Призрачный след задержался достаточно долго, чтобы разум мог различить форму, прежде чем белая вспышка поглотила ее.

– Это было число? Девятнадцать, да?

– Правильно.

– Зачем оно?

– Это часть ключа.

– К чему?

– К небесам, разумеется, – сказал Сфинкс. Анимация резко остановилась, загорелся свет. У Сенлина закружилась голова, когда вокруг них снова появился белый склон из пустых сидений. – Идем, я покажу.