— Что характер у него по-прежнему остался змеиным — вижу.

— Нет, он понимает нашу речь! — Закатав рукава, она приблизилась к Таальвену и выжидающе протянула руку за мечом. — Давай скорее исцелим его.

Догадавшись, что принцесса снова намерена увечить себя, принц сделался мрачнее тучи. Но Изольда выставила ладонь с тоненькой полоской и сказала беспечно:

— Старый порез затянулся. Нужен другой, чтобы хватило крови на ссадину на боку верховного и дыру в крыле.

Скрепя сердце Лютинг отдал ей свой клинок.

— Постарайся не раскроить плоть до кости.

— Постараюсь.

Когда дело было кончено и змей, недоуменно обнюхивающий чешую, перестал прихрамывать, Изольда увлекла его на середину поляны и попросила как можно дружелюбнее, стараясь игнорировать недовольство Лютинга:

— А теперь разреши нам оседлать тебя и отправляйся к самому северному из Драконьих озер. И по дороге постарайся не переворачиваться брюхом кверху, не то мы с Таалем свалимся и разобьемся насмерть.

Зрачки-щелочки понятливо расширились. Плутовски покосившись на приморца, Хёльмвинд повертелся на месте, преклонил могучие лапы. Зажившее его крыло услужливо прильнуло к земле, как бы приглашая Изольду с Таальвеном взобраться по нему.

Первой по предложенной лестнице поднялась принцесса и устроилась в ложбинке меж драконьих лопаток. Сиденье было более чем ладным, и, чтобы показать это, она уперлась спиной в костяной треугольник гребня, ограждающий от падения сзади.

— Гляди, здесь почти как в кресле.

Благодушнее от таких заверений приморский королевич не стал, но подступил к гладкому змеиному телу, изготовившись заскочить на него. Тотчас верховный сложил кожистые перепонки, дохнул на неудавшегося наездника морозным инеем, от души забавляясь.

— Хёльм! — Пятки терновой колдуньи скрежетнули по серебристо-белым спинным пластинам, не причиняя ветру ни малейшего ущерба. — Прекращай дурачиться.

Довольный верховный снова распластал крыло.

— Змея с рогами, — процедил Лютинг, устраиваясь в выемке зубчатого хребта. — Надеюсь, летаешь ты лучше, чем соображаешь.

Ветер в ответ запальчиво фыркнул, распростер крылья, принуждая колдунью держаться крепче, и, оттолкнувшись задними лапами, взлетел. Взмах, еще один — и сливовые кущи угодливо отпрянули, освобождая проход.

«Зря я его дразнил», — пожалел Таальвен до того, как пронзительный свист в ушах вытеснил остальные домыслы. А уж когда дракон набрал высоту и выровнялся, окунаясь в вагу облаков, голова и вовсе опустела. Небо, отряхнувшееся от колдовства, окатило синевой. Глаза у Таальвена заслезились, сделалось холодно, неуютно, как и полагается человеку в заоблачной вышине.