— Не беспокойся, глупышке из глухомани не достичь моих высот. С рождения меня воспитывали как терновую принцессу, готовили к столетиям служения своему народу, а ты получила дар нежданно-негаданно. Сомневаюсь, что из него удастся вылепить нечто дельное… — С другой стороны, — в тоне ее проскользнули благосклонные нотки, — терновник избрал тебя в жрицы, значит, определенными талантами ты наделена. Развивай их и, быть может, лет эдак через двести постигнешь суть древних таинств.

— Не роль посредственной колдуньи меня смущает, — не обидевшись на показное превосходство, сказала Изольда. — А гнев, своенравие, что подстрекают поступать не по совести! Подпитанные чарами, они сминают все на своем пути…

— Считаешь, обычные люди, обделенные колдовством, не испытывают подобного смятения чувств? Полно, северинская принцесса, и достойный твой брат, и добряк-Зефир, и душелов, целиком вылепленный из каменного спокойствия, иногда лишаются самообладания. Таков мирской порядок вещей. Но ведь это не делает их отступниками в твоих глазах.

— Верно, — подтвердила Изольда, обескураженно морща лоб. — У некоторых попросту нет темной стороны.

— Зависит от того, что именно ею считать — фейланский зов, ветряную безрассудность, главенство королевских обязанностей, толкающих выдать замуж сестру… Ты, Изольда Мак Тир, в минуты ярости привыкла возлагать вину на меня, оправдывая темные думы и проступки. Но взаправду не я была твоим злом…

— А что же?

Как свеча, истаивая по капле, Исгерд в последний раз глянула на мир сквозь золотые ресницы.

— Неумение принимать, прощать — кто знает… у каждого личная темень в душе, но я при жизни не постигла ее загадок… Попробуй раскрыть их ты, обратить непроглядный мрак во благо, ведь он, как чары, — по сути своей не хорош и не плох.

Невидимая ладонь коснулась кудрявой макушки, прежде чем первозданная пустота поглотила бывшую терновую принцессу без остатка.

— Прощай, терновая колдунья…

И сливовая магия, а вместе с ней утомленная двоедушием плоть освободились навеки.

— Нет, погоди! — окликнула Изольда, не готовая к расставанию. Изнутри будто вырвали кусок, в голове стало неожиданно тихо. — Я о стольком хотела спросить, Герда…

Но было поздно: она осталась одна-одинешенька под размокшим небесным куполом. Только непривычная легкость знобила лихорадкой да смутная тревога била по ушам.

— Принцесса! — не унималось ее упрямое эхо. — Ты слышишь, приди в себя!

Изольда рассеянно огляделась в поисках источника шума и совершенно неожиданно заметила Лютинга, привалившегося к руинам на противоположном берегу. Почему он не даст ей передохнуть, пережить печали этого бесконечного дня и что за алые пятна на его одежде?