– Нет.

– Эльба!

– Когда я приехала в Станхенг, вы сказали, что это мой новый дом, но вы обманщик, Вольфман. Вы пообещали не причинять мне боли, но не сдержали слова! Вы смотрите на меня так, словно я не заслуживаю вашего уважения или сочувствия. Вы смотрите на меня свысока и требуете того, чего сами мне никогда не давали.

– Я король.

– И потому вы имеете право лишать меня свободы? Распоряжаться моими чувствами? Я здесь, я стою рядом с вами и готова сражаться за Станхенг и за Калахар, но я никогда не предам своих убеждений и до последнего вздоха буду свободной Эльбой, а не рабыней ваших предрассудков. Если вы хотели найти себе покорную жену, обратились бы за помощью к другому народу. Но я дочь Атолла Полуночного. Речного вождя Эридана. И мой язык будет мне верен столько, сколько я буду дышать.

Вольфман в изумлении уставился на жену, а она гордо расправила плечи. Упрямству речных людей можно было бы позавидовать. Решительно и непоколебимо Эльба смотрела в глаза своему мужу и не чувствовала вины. А он едва держался на ногах и не знал, как поступить. Измотанный после долгого пути, он покачнулся и, повернувшись к Эльбе спиной, тихим голосом сказал:

– Уходи.

– Вольфман…

– Оставь меня. И не беспокой до утра.

– Вам нельзя оставаться одному.

– Не нужно, – он махнул рукой и исподлобья посмотрел на девушку, – уходи и сообщи Кнуту, что завтра утром мы собираем совет в малом зале. Собираем всех, включая твоих дикарей. А теперь уйди. Я хочу побыть один.

Эльба знала, что бывает несправедлива и груба, понимала, что в ней нет тех качеств, которые Вольфман хотел бы видеть в своей супруге. Но она не представляла, как можно стать кем-то другим, не потеряв саму себя.

В конце концов Эльба покорно поклонилась.

– Аргон спас вам жизнь, – прошептала она. – Позвольте мне быть ему благодарной за нас обоих.

Бросив последний взгляд на Вольфмана, она покинула его покои.

* * *

Эльба остановилась у лестничного пролета и оперлась ладонями о поручни. Ей было невыносимо тяжело, и она беззащитно понурила голову, отчего волосы упали на лицо. Она вздохнула и попыталась успокоить дико бьющееся сердце.

Когда она выпрямилась, в ее взгляде светилась решимость. Эльба могла бы притвориться, что размолвка с мужем ее не волнует, а нападение наемников Алмана не пугает. Она также могла бы притвориться, что мысль о смерти Аргона не внушает ей ужаса.

Но она не хотела врать. Вся ее жизнь казалась неправильной, все казалось странным и чужим, и она хотела остаться честной хотя бы сама с собой. Пожалуй, в этом и состояла вся сложность – говорить правду, когда никто из окружающих не понимает истины и не собирается принимать ее. Люди предпочитали подчиняться. Они не понимали, что их бездействие порождает новые беды.