Она ведь действительно себя любила. Так почему? К слову, как ей вообще это удалось? Что она сделала? Вонзила себе нож в сердце, выпила яд, спрыгнула с часовой башни?

И опять меня терзала сотня вопросов.

Где же был Малкольм, когда стал так нужен?

Одно я знала точно, какими бы поисками ни занимался граф, я должна ему помочь. Любыми способами, всеми правдами и неправдами мне нужно было найти возможность избавиться от дара. Пусть даже это займет не один десяток лет.

И все же у меня появились первые зацепки. Старуха Тахи и ее проклятие.

Ванесса могла специально умалчивать о них и не говорить Малкольму о жрице бога смерти, чтобы не давать лишних зацепок. Графине ведь нравилась ее жизнь. И то, что наши с ней истории начались так похоже, было первым тому доказательством. Теперь я даже не сомневалась, что отец Эдриана и мой Вивальд умерли, став не просто спусковыми крючками для пробуждения внутреннего чудовища, а его первыми жертвами.

И если все мои предположения верны, то интересно, чем заслужил проклятие Малкольм. Ведь не он наступал старухе на руки, ломая пальцы, и точно не он отвесил ей оплеуху в порыве гнева. Ему-то за что такое «счастье»?

С моей точки зрения гораздо логичнее было проклясть на вечные муки именно его отца, и тогда Ванесса наверняка бы возненавидела свою жизнь, осознав, что навеки связана с насильником.

Я еще долго лежала и размышляла над всем этим, пока незаметно не уснула вновь. У меня и в мыслях не было, что странные сны могут вернуться еще раз, но я вновь погрузилась в пучину жизни Ванессы.

На этот раз что-то изменилось.

Я находилась на крыше неизвестного здания и взирала на перевернутый мир вниз головой. Мое тело мерно покачивалось в такт ветру, словно колыхаясь на невидимых волнах, да и воздух вокруг был иным. Плотным, густым и в то же время дрожащим от миллиардов звуков, рожденных этим городом. Звон клаксона вдалеке, комариный писк в трехстах ярдах, чих кэбмена на соседней стрит. Все это я чувствовала, но искала совершенно иное….

Этой ночью мне нужна была жертва. Голод терзал нутро, хотелось кого-нибудь особенно грешного. Чтобы поймать, вкусить, выпить жизнь…

Впиться когтями, почувствовать кровь, разорвать плоть… – вторила моя сущность.

Я шумно втянула воздух и возмущенно зашипела, вспархивая с удобного места, расправляя трехметровые крылья и взмывая в воздух темной тенью.

Тухлятина!

Даже здесь я не могла избавиться от нее. Запах больно бил по рецепторам, обжигая гнилью обостренное звериным чутьем горло.

Огромной летучей мышью я металась в ночном небе, пытаясь сбить ненавистный запах, казалось, разъедающий даже плоть.