Он поднялся и сам налил себе чай — терпкий, пахнущий земным жасмином, хорошо прижившимся на Лонге. Ополовинив чашку, вновь заговорил:

— Как видишь, я не так спокоен. И я злюсь не на тебя, а на ситуацию. Мне… мне сложно злиться на тебя, Эрика. В тот день ты впервые за долгое время приоткрыла свои чувства. И я не ожидал, что в тебе будет так много боли.

— Неужели вас задело? Я думала, вам все равно, — с неожиданной горечью сказала я.

— Мне должно было быть все равно. Я хотел бы этого. Но… в тот день ты ведь что-то сделала, да?

Внутри меня все похолодело, но не от пустоты внутри Альге. Замир… Император узнал, что тогда в кабинете именно я причинила вред его сыну. Руки начали дрожать, выдавая волнение, и я поставила чашку на стол. Но не успела убрать руку, как Ядгар, сидевший напротив, перехватил ее и крепко сжал.

— Я… я ничего…

Мне самой слабый лепет, срывавшийся с губ, казался жалким. Заставив себя успокоиться, я глубоко выдохнула и посмотрела в глаза своему господину.

Не стоило оправдываться, по крайней мере, не раньше, чем я услышу обвинения от него. Отчего-то Альге, поймав мой взгляд, вздрогнул и первым отвел глаза. Отпустил мою ладонь, и я поспешно спрятала руки под столом.

— Я не буду тебя наказывать, если ты все исправишь. Сделаешь, как было раньше, — произнес он сдавленно и как-то неохотно.

— Как было? — эхом повторила я, не понимая, что имеется в виду.

— Да. Сними с меня свои чары, птичка. Прекрати мучить, не заставляй меня все время думать о тебе, — хрипло попросил Альге, все так же избегая моего взгляда. — Не знаю, что ты такого сотворила с моим разумом или с чувствами и как ты сделала так, что расстояние не уменьшает мою тягу к тебе, но прекрати это. Пока не стало слишком поздно. Потому что моя жажда обладать настолько велика, что я боюсь, что в один прекрасный день захочу уничтожить тебя, лишь бы избавиться от наваждения.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы подобрать слова.

— Мой господин, я ничего не делала с вами. Просто не смогла бы. Вы ведь отличаетесь от обычных людей. Что бы вы ни испытывали, это полностью ваше, не наведенное.

Серые глаза в упор уставились на меня, казалось, выворачивая душу даже без дара эспера.

— Мое? — Глаза императора блеснули непонятным мне весельем, лихорадочным и нездоровым. На миг, а затем он устало скрыл их за тяжелыми веками. — Может быть. Тогда все совсем плохо. Кстати, ты так и не ответила, почему ненавидишь меня. Если уж я такой хороший любовник.

Альге, не открывая глаз, усмехнулся, будто собственные слова показались ему смешными.