На четвертый день Нижинскому пришла в голову новая забава, к которой он решил привлечь и меня. К такому нельзя было приготовиться, но оно дало мне возможность сделать первый шаг к свободе.

Все это время Алана пыталась удержаться на эмоциональных качелях. Она была то подавлена, то необыкновенно оживлена. Ночные кошмары стали причудливее, навеянные страхи — реалистичнее. Как ни разрушительно было воздействие Нижинского, доктор больше не позволяла себе расклеиться. «Я здесь, чтобы заботиться о тебе, а не наоборот», — сказала она, запретив ей помогать. Но я все равно часами сидела у изголовья койки Аланы, держа за руку и слушая истории о ее прошлом. Воспоминания об учебе в университете, о тех местах, где ей довелось побывать, помогали доктору не потерять себя, сохранить личность в целостности. Мы — это наша история, это наши связи и люди вокруг нас.

Сейчас у нее была только я, а у меня — она. Это не могло не сблизить. Чего бы ни добивался Владимир, он это не получил, поэтому решил сменить план действий. Когда в очередной раз дверь открылась, забрали не ее, а меня. Проводником вновь был Олег, но в этот раз я не пыталась глубоко забраться в его разум, легко, невесомо скользя по самым верхам. Что-то изменилось. Он был полон затаенного беспокойства и гнева, направленного на… капитана? Это интересно. Но прежде чем я успела задать хоть один вопрос, мы успели прийти.

Если честно, я ожидала самого худшего. Фантазия подсовывала образ комнаты пыток, наполненной страшными механизмами, с выкрашенными в черный стенами и полом, чтобы кровь была не так заметна. И в центре — зловещий Владимир, поигрывающий плеткой. Это настолько захватило, что я была почти разочарована, оказавшись в обычном тренировочном зале с теплым, слегка пружинящим полом и обычным спортивным оборудованием. Сам Нижинский сидел на полу, облаченный в свободные штаны. По голому торсу, подтянутому, но все же выдающему возраст гардарика, змеилась синяя татуировка, похожая на ту, что была у Юрия. Владимир встретил меня дружелюбной улыбкой — лишь хищный огонек, горевший на дне темных, по-лисьи раскосых глаз не давал мне забыть, с кем я имею дело: это все тот же человек, что заставил Алану плакать, а меня чуть не лишил дара. «Юрий тоже умел выглядеть душкой, но вам до него далеко». Застыв перед ним, я угрюмо уставилась в пол.

— Не хочешь размяться? — предложил Владимир.

— Я не очень спортивна. Зачем я здесь?

Развлекать его не было никакого желания.

— Я наблюдал за тобой.

Мне захотелось фыркнуть. Он наблюдал, надо же… Почти всю жизнь за мной непрестанно следили, и теперь меня едва ли мог задеть еще один вуайерист.