А он никогда не будет устранен. Боуда чувствовала себя так, словно все последние следы Дара были кропотливо соскоблены с нее, как при выделке шкуры животного. И остальные наверняка чувствовали то же самое. Дар никогда не вернется.

Теперь она понимала, почему Мейлир Треско так отчаянно боролся с Крованом. Как чувствовал себя Дженнер Джардин все эти годы. Его нашли со сломанной шеей у двери комнаты для допросов. Единственной загадкой оставалось, как он раньше не покончил с собой.

Боуда не хотела умирать. Но теперь перед ней встал вопрос, для чего жить. Она неуклонно стремилась на вершину политической власти, пока неожиданно для себя самой не обнаружила нечто более удивительное – ослепительное сияние собственного Дара. И как только она его нашла, тут же его и потеряла.

Боуда подошла к стене портретов – непрерывная череда канцлеров прошлых столетий. Среди них так много Джардинов. И как-то случайно затесались Рикс, Эстерби, Окколд. Она дотронулась до позолоченной рамы портрета необыкновенно красивого Аристида Джардина, Истребителя принцев.

Каждый из них мечтал об этом? Восхождение, кресло канцлера и портрет на стене? Медленно Боуда вела острым ногтем в углу холста и наблюдала, как он разрывается. Вот она, суть политической власти. Великолепный фасад, а за ним – пустота.

Она дошла до конца портретного ряда. Недоставало двух портретов – Уинтерборна Зелстона и Уиттема Джардина.

Возможно, трех. Последний канцлер будет как последний король.

В дверь постучали, Боуда повернулась.

– Входите, – произнесла она, в голосе ни тени привычной силы и властности. Больше не будет разговоров за дверями, закрытыми для посторонних силой Дара.

Вошла Ребекка Доусон, спикер. Они стояли лицом к лицу, испытывая неловкость. Затем Доусон протянула руку, Боуда пожала ее.

– Остальные уже в пути, – сказала Доусон.

– Мои люди тоже. – Боуда налила женщине стакан воды из графина, который стоял на месте бутылки с виски Уиттема Джардина. – Начнем?

За овальным столом стояло восемь стульев. Боуда вначале хотела сесть во главе стола, полагая, что Доусон займет место с другого конца, но передумала и села в центре, спикер – напротив.

– Как ваш сын? – спросила Боуда. Она дважды навещала Файерса в больнице – кратко, потому что в обоих случаях он был без сознания, накачанный медикаментами, чтобы не чувствовать адской боли. Некогда одним прикосновением Боуда могла облегчить эту боль, и хотя она не была уверена, что умеет восстанавливать раздробленные коленные чашечки, можно было попробовать. Теперь Джон несколько недель проведет в больнице, затем последуют долгие месяцы физиотерапии, и никакой гарантии, что он вообще сможет когда-нибудь ходить. В одну минуту Боуда лишилась Дара, а Файерс – способности ходить, которая до этого была для него такой же естественной, как дыхание.