«Приготовься улететь», – раздается мамин голос в голове.
Над ладонью Чернокрылого начинает виться дым. А затем появляется маленький огонек. Он смотрит на маму, отчего она сильнее впивается в меня пальцами. Через мгновение он поворачивает руку, и огонек соскальзывает с его руки на землю. Пламя быстро цепляется за сухой кустарник, после чего бежит от кустов вверх по стволу ближайшего дерева. Посреди разгорающегося огня и клубов дыма стоит совершенно невредимый Сэм. Уверена, нам на такое везение рассчитывать не следует. Но стоит мне об этом подумать, как он выходит из-за стены дыма, сверля взглядом маму.
– Я всегда считал тебя самой красивой из нефилимов, – говорит он.
– Как иронично, ведь я всегда считала тебя самым уродливым из ангелов.
Отличный ответ. Надо будет потом похвалить ее.
Вот только у Чернокрылых, видимо, отсутствует чувство юмора.
Неожиданно из его руки вырывается пламя и врезается в мамину грудь, мгновенно перескакивая на волосы. Сияние, исходящее от нас, тут же гаснет. А через мгновение падший оказывается возле нас и обхватывает рукой мамино горло. Сэм поднимает маму вверх, отчего ее ноги беспомощно болтаются над землей, а крылья хлопают за спиной. Я пытаюсь вырвать руку, чтобы наброситься на него, но она все так же крепко удерживает меня. Закричав, я ударяю его свободной рукой, дергаю за запястье, но ничего не помогает.
– Нет больше счастливых мыслей, – говорит он.
В его обращенном на нее взгляде появляется печаль. И меня вновь окутывают его чувства. Сэм сожалеет, что приходится убивать маму.
Он вновь видит ее с коротко стриженными каштановыми волосами, с сигаретой в руках и ухмылкой на лице. Он хранил этот образ в своем сознании почти сотню лет. И до сих пор искренне верит, что любит ее. Любит, но все равно собирается задушить.
Ее губы начинают сиять. И я снова кричу.
«Успокойся», – вновь раздается в голове мамин строгий голос, несмотря на то что она выглядит так, будто от смерти ее отделяет всего пара секунд.
Крик тут же обрывается. Но в ушах все еще звенит.
«Мама, я так люблю тебя», – с трудом сглотнув, выдавливаю я.
«Я хочу, чтобы ты сейчас подумала о Такере».
«Мама, прости меня».
«Сейчас же! – настаивает она. Хлопки ее крыльев становятся все слабее, а затем крылья и вовсе прижимаются к спине. –
Я зажмуриваюсь и пытаюсь сосредоточиться на Такере, но в голове лишь мысли о том, какой слабой стала мамина хватка и что никто не спешит нам на помощь.
«Подумай о чем-то хорошем, – слышится ее шепот в моей голове. – Вспомни тот момент, когда вы любили друг друга».