Чернокрылый вздрагивает. Я все еще сжимаю его запястье, и в этом месте его кожа рассыпается, словно сквозь фальшивую оболочку и этот человеческий костюм мне удается добраться до того существа, которое скрывается под ними. Кончики моих пальцев искрятся от жара.

– Нет, – недоверчиво шепчет Сэм.

Он отпускает маму, и она оседает на землю лицом вниз. Я выпускаю ее руку и хватаю падшего за ухо, чего тот совершенно не ожидает. Он пытается вырваться, но я с легкостью удерживаю его. Его огромная сила померкла. Я сильнее стискиваю пальцы, и с его губ срывается болезненный стон. Его тело окутывает белый дым, как будто он испаряется, как кубик сухого льда.

А через мгновение ухо отделяется от его тела.

Я так потрясена этим, что чуть не теряю венец. И тут же отбрасываю это ужасное ухо в сторону, отчего оно разлетается на мелкие частицы, как только касается земли. Я снова тянусь к падшему, пытаясь схватить его за шею, но ему удается увернуться. Кожа на его руке, которую я так и не выпустила, тоже растворяется, как пепел под дождем. Нет. Как пыль. Пыль на ветру.

– Отпусти, – говорит он.

– Отправляйся в ад.

Я отталкиваю его подальше. И он отшатывается.

В воздухе появляется рябь, а через мгновение Чернокрылый исчезает с порывом холодного ветра.

Мама кашляет. Я опускаюсь на колени и медленно переворачиваю ее. Она открывает глаза и смотрит на меня, а затем пытается что-то сказать, но ей не удается произнести ни звука.

– О, мама, – выдыхаю я, разглядывая темные синяки на ее горле.

Среди них даже можно разглядеть отпечаток руки. Венец начинает угасать.

Она тянется к моей руке, и я сжимаю ее ладонь.

«Не отпускай венец, – мысленно просит она. – Поделись им со мной».

Я склоняюсь ниже, освещая ее своим сиянием. И ее раны на голове и шее медленно исчезают. А сгоревшие волосы отрастают вновь. Она делает глубокий вдох, как пловец, перед тем как нырнуть в воду.

– Слава богу, – почувствовав невероятное облегчение, говорю я.

Она садится. И пристально смотрит за мое плечо на что-то у меня за спиной.

– Нужно выбираться отсюда, – говорит она.

Я поворачиваюсь. Огонь, который вспыхнул по вине Чернокрылого, превратился в настоящий, потрескивающий, дикий и необузданный лесной пожар, пожирающий все на своем пути. В том числе и нас, если мы задержимся здесь хотя бы пару секунд.

Я поворачиваюсь к маме и помогаю ей медленно подняться на ноги. Она двигается так осторожно, что напоминает мне старушку, которая пытается выбраться из инвалидного кресла.