И костер в них обоих теперь полыхал в полную силу, обуревал их. Плоть раскалялась от переполнявших ее ощущений, а нежная кожа натягивалась, угрожая лопнуть.

Рингил потерялся, скрылся от времени и всего, что имело значение в других местах; всего, что было не этим и не здесь.

Он потерялся.

* * *

На этот раз Рингил очнулся и увидел, как тусклый свет зари сочится сквозь узкие окна, за которыми простирается небольшой сад. Он лежал на шелковых простынях, ощущая приятную боль в паху и каждой мышце, и к щелочному запаху его собственных телесных жидкостей примешивалось что-то пряное, на границе восприятия, от чего на его губах появилась легкая улыбка. Потом он с усмешкой окинул взглядом оконный проем, вдохнул воздух из сада. Это легкое, беззаботное чувство было ему знакомо: он будто вернулся в юность. Ненадолго им овладело полное умиротворение, слишком глубокое для вторжения осознанных мыслей.

Рингил опять улыбнулся, отчетливее и повернулся на другой бок.

«Заря».

Воспоминание заставило его резко сесть в постели.

«Рассвет. Твою мать!»

И все ушло – покой и блаженное безмыслие отняли у него рывком, как Джелима, дом и победу, которую они все будто одержали когда-то.

Он выбрался из шелковых простыней, едва не запутавшись в них, и заметался по комнате в поисках разбросанной на полу одежды.

Та, однако, обнаружилась на деревянном сундуке под окном, аккуратно сложенная.

Рядом стоял Друг Воронов в ножнах, небрежно прислоненный к стене.

Рингил выпрямился и в растерянности окинул взглядом комнату. За окнами птицы выводили дурацкие утренние трели, словно подчеркивая внезапную тишину. Рингилу показалось, что он знает, чья эта комната – и от этой мысли что-то в нем заныло.

«Какого хрена…»

– Думал, придется выбираться с боем?

Он развернулся, одной рукой нащупывая за спиной оружие. По другую сторону комнаты стоял двенда, прислонившись к дверному косяку, ухмыляющийся и одетый. Волосы собраны в хвост, руки сложены на груди поверх черного с синим дублета. На ногах – черные сапоги, а заправленные в них брюки, тоже очень темные, плотно облегали бедра. Олдрейн был без оружия.

Если упустить из виду глаза, залитые тьмой, он выглядел почти как человек.

Рингил с усилием отвернулся от этого пустого взгляда. Принялся разворачивать одежду.

– Мне нужно идти, – сказал он без особой уверенности.