Дору откинул голову на спинку дивана, но по-прежнему слушал. Его глаза двигались под веками, а горло дергалось, когда он глотал.

– Его разум угасает, – сказала Шаэ. – Врачи говорят, что ему нужны рядом знакомые люди и привычная рутина. Если ты будешь играть с ним в шахматы и пить чай по утрам, как обычно, то это принесет ему облегчение. Если ты поклянешься больше не заниматься делами клана, я поговорю с Хило. Уговорю его сохранить тебе жизнь, если ты поможешь дедушке в конце его дней, когда он в тебе нуждается.

Она подозревала, что придется выдержать схватку с Хило, чтобы этого добиться, а они ведь только начали работать вместе. Но Шаэ была к этому готова. Иначе она потеряет деда, как потеряла Лана. Всем внимательным членам клана, подошедшим вчера на похоронах почтить Хило как нового Колосса, было ясно, что воля к жизни Коула Сена быстро угасает, даже быстрее, чем его нефритовая аура, пока он постепенно расстается с камнями, которые завоевал за многие десятилетия.

У Шаэ разрывалось сердце, оттого что последние несколько лет, когда дедушка был еще здоров, она провела в далекой стране, а теперь остались только редкие проблески ясного ума, мимолетные, как тропический ливень. Дед любил ее больше всех остальных внуков и так хотел, чтобы она вернулась в клан, а сейчас, когда она вернулась, даже не осознавал этого. Шаэ могла с этим смириться, но не была готова его отпустить, смотреть, как его тело усыхает в раковине, а разум рассыпается, как пыль.

– Я хочу сделать так, как будет лучше для дедушки, – сказала она Дору. – Это важнее, чем правосудие. Ты согласен, дядя?

Дору поднял голову с дивана. Она качнулась, как будто была слишком тяжелой для шеи. Глаза Дору запали, но по-прежнему сверкали, словно темный мрамор.

– Я всегда делаю то, что нужно Коулу-цзену.

– Мы скажем дедушке, что у тебя проблемы со здоровьем – ранние симптомы Зуда. Поэтому ты не носишь нефрит. Ты будешь под охраной, и тебе запрещено обсуждать дела клана. Только так, и если ты нарушишь правила, то во второй раз я не смогу защитить тебя от Хило.

– Я больше не могу поклясться на нефрите, – с горькой иронией сказал Дору, – но даю слово. Я знаю свое положение, Шаэ-се. Я как мог старался добиться лучшего исхода для всех нас, но не сумел. Лан погиб, а Хило стал Колоссом. Я жив лишь благодаря его милосердию, и твоему, как я понимаю, и если я просто смогу находиться рядом с Коулом-цзеном, пока у нас еще есть время, то этого более чем достаточно. Тебе нет нужды из-за меня беспокоиться.

Шаэ кивнула и встала. Казалось неподобающим благодарить его, когда она обещала сохранить ему жизнь, и не менее неподобающим – извиняться, и потому она просто сказала: