Дорогая Шаэ-се!

Не могу выразить, как я сожалею о том, что предал твое доверие. Я всегда поступал по воле Коула-цзена, и это по-прежнему так. Предполагаю, что вы с Хило меня ищете, и не ожидаю от вас сочувствия или милосердия, доведись нам встретиться.

Пожалуйста, веди себя осторожно. Хило, вероятно, считает, что победил, но Горных не так-то легко оттеснить в море. Я никак не могу изменить судьбу твоего брата или бедняги Андена, но у меня болит сердце при мысли о том, что с тобой может случиться что-то плохое. Считай это искренним предупреждением от любящего дяди и постарайся как можно скорее покинуть Кекон. Прибереги немного денег и воспользуйся своими эспенскими связями, так, чтобы не узнал никто из клана. Хороший Шелест всегда читает по облакам.

Прими мои искренние сожаления,

Шаэ медленно развернула кресло и посмотрела на город внизу за окном.

Над ровным гулом шоссе и суетой гавани висел теплый весенний туман, в кабинете Шаэ шумно пыхтел кондиционер. Она вдруг ощутила свое тело – плоть и кровь, дыхание и ауру, составляющие ее существо, и вот она сидит здесь, в бывшем кабинете человека, отправившего это письмо.

Несколько недель назад она и ее семья выжили в тот день, когда она готовилась умереть. Равнинные сильно пострадали, и еще не все закончено, но они крепко цепляются за жизнь, как делают Зеленые Кости уже сотни лет. Она снова прочла письмо, а потом поднесла его уголок к зажигалке и смотрела, как оно догорает в пепельнице. Я не сбегу, Дору, больше не сбегу, и я приду за тобой.

* * *

В воскресенье в обеденное время в «Двойной удаче» было не так многолюдно, как прежде, но теперь, когда Доки вернулись к Равнинным, а насилие на улицах прекратилось, дела в старом популярном заведении на берегу оживились. Шаэ и Хило сидели друг против друга в отдельном кабинете, в стороне от остальных клиентов. В конце стола поставили кресло-каталку Коула Сена. Сидящая рядом с ним Кьянла поправляла салфетку на коленях старика. Вен не смогла к ним присоединиться. Несколько раз в неделю она посещала занятия по эспенскому языку в жанлунском городском колледже – когда не была в разъездах по новой работе.

Шаэ положила на стоящую рядом тарелку деда сосиски и маринованные овощи. Он пробормотал что-то похожее на благодарность и похлопал ее по руке. Она постоянно находилась в ожидании таких вот мелочей. Они напоминали о патриархе семьи, которым она восхищалась и которого любила, о человеке, всегда настаивавшем, что она такая же Зеленая Кость, как братья. Моменты ясности Коула Сена были иллюзорны и длились недолго, почти как и видимость спокойствия в Жанлуне, но Шаэ еще больше ценила и то, и другое, осознавая эту хрупкость.