– Поэтому я и звоню, – ответил Анден. – Некоторое время я буду занят.

– По работе?

– Вроде того, – ответил Анден. – Семейные дела.

– То есть дела клана. – Кори прервался, чтобы сказать несколько слов на эспенском кому-то в квартире, а потом снова вернулся к телефону. – Ну ладно тогда, но ты ведь сможешь провести со мной хотя бы один вечер, да?

У Андена вспотели ладони. Он понятия не имел, как справиться с предстоящей задачей.

– Не думаю, что у нас получится встретиться, Кори, – выдавил он. – Ты занят учебой, а я тоже буду занят. Наверное… наверное, нам лучше не видеться какое-то время.

На другом конце линии повисла долгая непонимающая пауза, а потом Кори, похоже, взял телефон и куда-то отошел – фоновые звуки от спортивной игры стали глуше.

– В чем дело, чувак? – шепотом спросил Кори. – Ты что… решил порвать отношения?

Анден не мог вымолвить ни слова, в горле совершенно пересохло.

Кори громко дышал в трубку. А потом сказал:

– Это мой отец тебя заставил, да? Я знаю, что это он. И ты ему поддался. Что он тебе сказал, а? Предложил денег?

– Ничего подобного, – пробормотал Анден.

– А знаешь что? – сказал Кори. – Пошел ты в задницу. Тупой кеконец.

Он бросил трубку.

Анден положил трубку на рычаг, опустился на пол и несколько минут пялился на телефон. Потом схватил куртку и выбежал из квартиры, в слякоть и серость Порт-Масси. Два часа он бесцельно бродил по улицам и в какой-то момент осознал, что плачет. Не громко и не сильно, но зрение затуманилось, а щеки увлажнились. Когда он наконец вернулся в квартиру, было уже за полночь. Обувь промокла, а ноги замерзли. Анден залез под горячий душ, чтобы согреться, и натянул другие носки.

На Кеконе была середина дня, весеннее солнце сейчас высоко стоит над гаванью, люди на улицах поздравляют друг друга с Новым годом и забираются на лестницы, чтобы снять с карнизов красные фонари и гирлянды. Анден взял трубку и набрал междугородный код, чтобы оператор соединил его с Жанлуном – сообщить кузенам, что Даук Лосуньин поможет убить Запуньо.

Третья интерлюдия. Про́клятая красота

Третья интерлюдия. Про́клятая красота

Восемьсот лет назад известный первопроходец из Алюсии по имени Гобретт поплыл через океан в поисках легендарного острова с полными драгоценностей горами под охраной гигантов. Благополучно высадившись на южном побережье Кекона, Гобретт с радостью и облегчением не обнаружил никаких гигантов, а наткнулся только на абукейскую деревню. После напряженной, но мирной беседы со старейшинами деревни туземцы принесли полуголодным путешественникам воду и провизию, и Гобретт с командой разбили на берегу лагерь. Как бы ни были они благодарны, моряки с жадностью смотрели на зеленые драгоценные камни, висящие в простых домах племени и украшающие тела местных жителей. Еще до расцвета кеконской касты Зеленых костей нефрит занимал почетное место в культуре аборигенов, они считали этот камень священными останками Первоматери, богини Нимумы, и, поскольку абукейцы генетически не подвержены действию нефрита, носили его как признак статуса и на церемониях.