Вместо этого я вот на чем сосредоточился: Отто Барнсли не походил на того типа, кому в трагедиях отводится роль простофили. Его, выходило, очень интересовал этот самый провал, достаточно для того, чтобы заявляться на нашу улицу каждый день, не скрывая своей заинтересованности в том, что обнаруживали спасатели. Подозреваю, что домой он уходил, чувствуя облегчение.

– Карта вон там висит, – сказала Джинни и ушла в ближайший грязный угол.

Извлекла карту из рамы и разложила ее на столе: пожелтевшая бумага размером с плакат, слабо разлинованная в клетку и исписанная, по-видимому, ручкой поверх изначальных карандашных надписей. Сохранялись следы от складывания карты до размеров умещающейся в кармане, только чувствовалось, что уже очень давно бумага хранилась в рамке, распластанной под стеклом.

На ней был обозначен вход и извилистый тоннель, который то и дело пересекался с другими проходами или расширялся до просторной пещеры. Ближе к югу он резко шел вниз на стыковку с «Текамсе № 24», перекрывая штриховку, обозначавшую различные галереи третьей и четвертой штолен шахты.

Эта точка соединения шахты со всем остальным была поистине аномальна. На этой карте прямых линий было немного. Зато там, где проход соединялся с шахтой, располагался квадрат. Не очень я разобрался, что за масштаб был у карты или был ли он хотя бы точным, но в данном случае это образование по виду имело основательные размеры здания.

Они наткнулись на стену, сообщил мне Макнаб. Не природную, а рукотворную.

Я ткнул пальцем в карту:

– Это что за квадрат?

Барнсли издевательски ухмыльнулся:

– В самом деле, что?

Джинни коснулась моей руки.

– Если он решит рассказать тебе что-то сверх того, что мне рассказал, поделись со мной. Мне нужно закончить кое с чем на заднем крыльце.

Она сложила карту и забрала ее с собой. Барнсли следил, как удаляется карта, словно бы это было первое, что огорчило его. На долю секунды я уловил, как он напрягся и зажмурил глаза. Форма того, что зовется глазной блокировкой.

– Дед мой думал, что богатство будет прибывать к нему от предметов искусства, – заговорил Барнсли. – Со временем понял: не от них, а от знаний. Знания – вот истинная жемчужина огромной цены. Но вот сооружение там, внизу, было одним, чего он так и не уразумел. Отец мой за свою короткую жизнь преуспел не больше. То было открытие, опережающее свое время.

– А вы уразумели.

– Верю, что да. Не без помощи. Я всего лишь скромный смотритель. Есть люди и учреждения, что изучали темные тайны задолго до того, как Элвин Барнсли отправился на север отнять у кого-то работу и нашел новую дорогу в жизни.