продолжал распевать хор девочек из обмякшего рта Шермана Окса, —

За спиной Салливана сильные пальцы левой руки быстро выломали из куска расчески еще один редкий зубчик и снова принялись засовывать его в зазор наручников под колесико защелки. На этот раз он не стал пытаться помогать своим рукам.

– Какого черта?! – выкрикнул Обстадт, навел пистолет на Окса и рявкнул еще громче: – Заткнись!

– Салливан заметил, что оружие уже снято с предохранителя.

Голоса продолжали петь с деловитым прилежанием прыгающего через скакалку ребенка; губы Окса отвисли, горловые мышцы не двигались, а на исходящее из него сопрано продолжали нанизываться слоги:

Глаза Окса почти сошлись на переносице. Он хмурился и тряс головой, но Салливан понимал, что он не управлял происходящим, и догадывался, что это является каким-то побочным следствием того, что случилось раньше, когда однорукий так эффектно вылечился от экстрасенсорного запора.

Деларава встала, и Салливан перевел взгляд с Окса на нее: лицо ее было бледнее шпига, а губы дрожали.

– Мои малышки! – вдруг заверещала она. – Это они! Это он сожрал моих родильных девочек!

Она резво обогнула стол, вытянув перед собой обрюзгшие руки и сотрясая животом под цветистым платьем, кинулась на колени перед Оксом и присосалась губами к его всего еще выдыхающему рту.

Выдуваемый из Окса ветер, вероятно, усилился, потому что голова Деларавы откинулась, а сама она, качнувшись и размахивая руками, тяжело осела на палубу, – в носу у Салливана защекотало от запаха цветов и зеленой травы, и комната наполнилась мерцающими тенями, быстрым топотом и беспокойными детскими криками.

Тут же Салливан увидел худеньких девчушек в белых платьицах, – впрочем, это могла быть всего одна, очень шустрая худенькая девчушка, – мелькающих в комнате, словно карусель из голографических фотографий в световых импульсах, после чего видение исчезло, и он услышал удаляющиеся по коридору, в противоположную от грузовиков сторону – в глубину лабиринтов корабля, плач, смех и легкий быстрый топот.

Салливан ощутил, как металлический зубец попал в зазор механизма наручника, пальцы левой руки туго сжали дужку и отпустили – левая рука освободилась.

– Можешь взять Парганаса, – тяжело прохрипела Деларава, которая уже стояла на четвереньках и в попытке встать подтянула под себя сначала одну, потом вторую толстую ногу, – мальчишку. И Окса. – Одним уверенным движением она подняла свое грузное тело, отчего из раздувающихся ноздрей вырвались потоки яркой крови и закапали вниз на платье. – Остальных оставь мне.