– Пожар уничтожил ее.

Напряжение в его голосе могло бы запустить в ход маленькую электростанцию, но Лира «не замечала» этого.

– Но ведь есть и другая? – она посмотрела на его отражение и, сдержав улыбку, подмигнула. – Кто-то должен быть там?

Эверт встал рядом с ней, возвысился над ней, затем запустил пальцы в ее волосы и распустил их. Они медленно опали на ее плечи, украсив их светлую кожу волнистыми прядями.

– Резиденция Дельвигов закрыта для посещений, визитов и прочих выражений радости от твоего возвращения.

Как тогда здесь оказался Джон? Или запрет на визиты стал действовать именно с этой минуты?

– Тогда может выпьем чаю? Позавтракаем или может быть пообедаем? Быть может нас зовут во дворец или на открытие чьей-нибудь галереи?

– Не выйдет, Вишневецкая.

Повернув ее к себе, он, склонившись к ее лицу, поцеловал, прижал к своему рту и кажется, что вновь застонал от творимого самим же безумства. Хотя, может это сделала она?

***

– Ее тоже нет, – проговорил Эверт, с громко стучащим сердцем под ее подрагивающими пальцами, целуя, вновь и вновь прихватывая ее губы. – Ничего нет, Лира, только ты.

Он ждал, когда она расстегнет пуговицы жилетки, а уж потом этой чертовой рубашки. Несколько раз поймал себя на мысли, что все происходит слишком медленно и девушка как будто издевается над ним. Эверт ловил ее улыбающийся взгляд, нежное движение губ, в коварной и соблазнительной усмешке, мстил самым низким образом: прижимал к своему разгоряченному паху, терзал губы и заставлял стонать от удовольствия. Но всегда, абсолютно всегда понимал, что еще немножко и сойдет с ума сам.

Этого нельзя было допустить. Только не сегодня. С магией рода, да в первый раз не справится никакой хинн только храм, который утихомирит силу и не даст женщине потеряться в одном из миров этой бесконечной Вселенной.

– Эверт! – наконец выдохнула она, попытавшись отстранить его от себя. – Пожалуйста!

Щеки этой необыкновенной, похожей на диковинный самоцвет женщины раскраснелись, губы алели и припухли от поцелуев. Зеленые глаза так сильно напоминающие ему разбитые изумруды потемнели еще больше, забрав его облик.

– Я прошу тебя! Дай же ты мне сказать!

– Прекрати дразнить меня, женщина, – прорычал он ей в губы, в такой сладкий и теплый рот, пытаясь поймать, вновь завладеть ими.

Лира смеялась и качала головой, держала его за плечи, вновь и вновь очаровывала, сердила этой эмоцией и продолжала отталкивать его.

– Хватит! Ой! Нет! Не так!

Эверт провел по ее бедру нарочито неспешно, но не легко, а настойчиво, закинул ее ножку к себе на бедро. Каким-то чудом, усилием воли, продолжая играть в эту чувственную и сердящую его игру, а не брать ее снова и снова, так чтобы она кричала, смешивала стоны и крики удовольствия; вплела в них его имя, яркие эмоции и флюиды удовольствия.