— Был им, — кивнул я.

— Погоди ты с расспросами, — Кузьма обратился к Савелию, — Мирон письмо передал, прочти сперва.

Перевязанный ниткой сверток бумаги перекочевал из рук в руки. Ершов бережно развернул лист и углубился в чтение, внимательно изучая каждую строчку, и чем дольше мужчина вникал в написанное, тем сильнее менялось его лицо. В дом он зашел расслабленным и веселым, а сейчас я буквально чувствовал, как сильно напрягся Савелий.

— Вот это новости, — Ершов присел на скрипнувший под тяжестью человека деревянный стул. — Что-то назревает, Кузьма, вот помяни мои слова, что-то назревает.

— Угу, читал уже, если Мирон правду пишет, то может и война начаться. Когда Орловское с Каспием последний раз воевали, лет пятьдесят назад?

— Около того.

— А с другой стороны, нам-то что? Если дворяне друг другу глотки перегрызут, мы только в прибытке останемся. Ты лучше скажи, что с парнишкой делать?

— Это у него надо спросить, — Ершов повернулся ко мне. — Ты, парень, чего хочешь от жизни?

— Не помереть раньше времени, — ответил я.

— Похвальное желание. А еще? Мирон написал, что ты офицеру с заставы руку отрезал? Это правда?

— Да.

— А за что, если не секрет?

— Он друга моего убил, — не стал я скрывать.

— Отомстить хочешь?

— Да. Без головы эта мразь куда лучше будет смотреться.

— А он мне нравится, — Ершов посмотрел на кузнеца. — Кузьма, в деревне найдется место для еще одного жителя?

— Найдется, чего же нет, — мужчина поднялся со стула, — я, наверное, пойду пока во двор, а вы тут свои дела обсудите, как закончите, подходите, будем на счет жилья решать.

— Мы можем поговорить с Дарреллом в моем доме, — предложил Савелий.

— Да сидите тут, — отмахнулся Кузьма, — чего время попусту тратить?

Не прощаясь Кузьма вышел за дверь, оставив меня с Ершовым наедине, и если я все правильно понимал, сейчас меня начнут агитировать на присоединение к повстанческому движению. Так и вышло, впрочем, начал Савелий с другого: