– Очень вы на своего внука похожи.

– Да, я многому научился у юного Дика. Или он у меня? Даже и не помню. Уважительно он с тобой обращался?

– Очень уважительно.

– Что ж, хорошо. Бывай, Лира. Удачи тебе.

Они пожали друг другу руки, Лира заглянула на камбуз, попрощалась с Бетти и ушла.

Ма Коста уже спала в каюте на носу «Персидской царицы». Лира осторожно поднялась на лодку и приготовила себе постель, ступая легко и бесшумно. И, разумеется, устроившись на койке и тепло укутавшись, – на полке над изголовьем тускло светила маленькая лампа – она обнаружила, что сна ни в одном глазу. Лира подумала, не написать ли еще Малкольму… Или Ханне… Потом подумала о том, о чем раньше почему-то не задумывалась: почему, интересно, ей так нравится проводить время со стариками вроде Фардера Корама или Джорджо Брабандта?

За эту мысль ее разум зацепился, и она начала вертеть и рассматривать ее с разных сторон. Эти двое ей очень нравились… И старый магистр Иордана, доктор Карн… И мистер Коусон, стюард, тоже нравился. И Себастьян Мейкпис, алхимик. Эти джентльмены нравились ей гораздо больше ровесников. И не потому, что они были слишком стары, чтобы интересоваться ею как женщиной, а, значит, с ними она чувствовала себя в безопасности. Мистер Коусон, например, пользовался славой дамского угодника, да и Джорджо Брабандт своих многочисленных возлюбленных не прятал, а Лире сказал, что у нее пробега пока маловато.

В ее чувстве к ним ко всем было что-то такое… И вскоре она это поймала: да! Ей нравилось их общество не потому, что они не могли увлечься ею, а потому что она сама не могла увлечься ими. Лира не хотела изменять памяти Уилла.

А как же Дик Орчард? Почему их мимолетная романтическая связь не считалась изменой? Может быть, потому, что ни один из них ни разу не заговорил о любви. Дик не скрывал, чего хочет, знал достаточно и мог сделать так, чтобы и ей понравилось не меньше, чем ему. Лира ему нравилась, и он недвусмысленно дал ей это понять. А Лире нравилось прикосновение его губ к ее коже. В их отношениях не было ничего от всепоглощающей, всепроникающей, жаркой страсти, которую испытали они с Уиллом, каждый впервые. Они с Диком были просто два здоровых молодых человека, вокруг царило золотое лето, и этого было вполне достаточно.

Но потом этот сон… в котором она играла с деймоном Уилла на залитой луной траве, гладила его кошку, шепталась с ней… Они были совершенно заворожены друг другом, и от одного воспоминания об этом все ее тело трепетало и плавилось, и жаждало невозможного, неназываемого, недостижимого – как Уилл, как красное здание посреди пустыни… Лира позволила себе плыть в медленном потоке желания, но длилось это недолго, и удержать его она не смогла. Лира все так же лежала в полном сознании, в неутоленной тоске, и память о любовной грезе таяла, а сон даже не приблизился.