Оут был точно таким же, каким она его оставила.
Толпы людей на улицах, блестящая после дождя мостовая. Звенящие трамваи, идущие по своим маршрутам. Высокие здания и холодные тени. В воздухе стоял запах мусорных урн и хлеба с сахаром.
Война казалась далекой, как сон.
Айрис пошла с братом в их квартиру.
Она очень устала. Они много дней путешествовали почти в полном молчании, и это вымотало ее. Она еще не рассказала ему о матери. Слова внезапно забились в груди, стремясь вырваться наружу.
– Форест. – Девушка схватила его за рукав, останавливая на тротуаре перед домом. – Мне нужно тебе кое-что сказать.
Брат ждал, глядя на нее.
Пошел мелкий дождь. Капельки тумана оседали на их волосах, собирались на их плечах. Уже настал вечер, и начали загораться фонари.
– Мамы там нет, – сказала Айрис.
– Где же она?
– Она умерла несколько недель назад. Вот почему я уехала из Оута. Вот почему стала корреспондентом. Здесь для меня ничего не осталось.
Форест молчал. Айрис осмелилась посмотреть ему в лицо. Она боялась увидеть в его глазах обвинение, но брат лишь вздохнул и притянул ее к себе. Она напряглась, пока он не обхватил ее руками, заключая в теплые объятия. Он опустил подбородок на ее голову, и так они стояли, пока угасал дневной свет.
– Идем, – сказал Форест, выпуская ее, когда почувствовал ее дрожь. – Идем домой.
Айрис нашла запасной ключ, спрятанный за расшатанным камнем над дверью. Ей не хотелось первой заходить в темную пустую квартиру, и она уступила эту честь Форесту. Он сразу потянулся к выключателю.
– Света нет, – пробормотал он.
– На буфете свечи. Слева от тебя, – сказала Айрис, закрывая дверь.
Ее брат возился в темноте, доставая спички из сумки, собранной Марисоль. Он высек огонек и зажег несколько свечей. Свет был слабым, но его хватало.